Свидание с привкусом разлуки
Шрифт:
– Мисс Батчер! Бог мой! Комендант лагеря майор Стивен Макбрайд. Для меня большая честь видеть вас у себя в гостях.
– Зовите меня просто Пегги, майор, – Пегги была по-королевски великодушна и снисходительна. – Знаете, а ведь я еще никогда не была в лагере для военнопленных…
– Я вам сейчас все покажу, мэм. Тут есть что посмотреть. Эти чертовы тевтоны умели наводить порядок.
– Здесь ведь был во время войны немецкий концлагерь, – уточнил Ребров. – Для советских пленных…
– Не только советских. Они сгоняли сюда всех.
Они вошли в большой кабинет, обставленный солидной мебелью.
– Я тут ничего практически не трогал, – обвел руками кабинет комендант. – Все так и было при Гитлере. Я только выкинул на помойку портрет этого сумасшедшего и повесил вместо него портрет президента Трумэна… Ну и наш флаг, разумеется…
В углу комнаты, на специальной подставке действительно возвышался звездно-полосатый флаг.
– Чай? Кофе? Виски? Джин? – комендант посмотрел на Реброва и добавил: – Водки?
– Виски, – усмехнулся Ребров. – С содовой и льдом.
– А мне кофе, – приказала, вальяжно раскинувшись на кожаном диване Пегги. – И кто же сейчас содержится в вашем лагере, майор?
– Сейчас преимущественно эсэсовцы, мэм. Дивизия «Эдельвейс». Их оказалось видимо-невидимо поблизости. Их вылавливают в лесах, подвалах и привозят к нам. Мы их тут охраняем.
– И много их тут?
– К сожалению, не могу назвать совершенно точные цифры… Мы просто не успеваем вести точный учет. Но много. Честно говоря, удивляюсь, откуда их столько берется!
– Вы не боитесь, что они могут сбежать?
– Сбегут? Куда? Зачем? Чтобы голодать, как шакалы, в лесу?.. А тут у нас приличное питание, согласно Женевской конвенции им выдается солдатский рацион. Есть врачи, которые лечат раненых и больных…
– Тоже немцы?
– Разумеется. Где я возьму для них американцев? Администрация лагеря заботится о времяпрепровождении заключенных, – бодро докладывал майор. – По субботам и воскресеньям – концерты, которые они устраивают собственными силами. Три раза в неделю кино…
– И что вы им показываете?
– Американские фильмы. А перед ними, как положено, документальные ленты о преступлениях фашистов. Жуткое зрелище. Я сам не могу это видеть.
– И как они на них действуют?
– Честно говоря, не производят особого впечатления, – удрученно сказал комендант. – Многие в это время смотрят по сторонам или в пол… И трудно понять, о чем они в это время думают… Но только не о побеге. Можете спросить любого из них, он скажет, что доволен и ни на что не жалуется… Могу поручиться.
– Но ведь это эсэсовцы, майор! Профессиональные убийцы! – напомнила ему Пегги. – Вряд ли они так быстро забыли свое ремесло.
– Я понимаю, мэм, но… Ведь они были солдатами и выполняли приказы. Америка – демократическая, гуманная страна, она заботится о всех военнопленных. Мы не можем уподобляться немцам,
– А если они все-таки решат сбежать?
– Уверяю вас, никто из них не выражает такого желания. Во всяком случае, в настоящее время.
– Скажите, это от вас их возят на работы в Нюрнберг? – решил вступить в разговор Ребров.
– Да, – повернулся к нему комендант. – Они работали во Дворце юстиции, занимались ремонтом. Сейчас разбирают развалины. Никаких происшествий и нареканий не поступало.
– У вас тут как в лагере скаутов – тишина и благодать, – усмехнулась Пегги. – Неужели нет ничего необычного? Из ряда вон? Вы же понимаете, майор, мне для репортажа нужно что-то, что пробрало бы американских читателей до печенок.
– Понимаю, мэм! Давайте пройдем по лагерю, и я вам покажу кое-что, – галантно предложил комендант.
На территории лагеря царили подлинно немецкие чистота, порядок. При приближении коменданта пленные, попадавшиеся навстречу, расправляли плечи, вытягивались по стойке «смирно». Многие были в своей черной форме, только без знаков отличия, да и некогда щегольские сапоги их явно поизносились. Комендант отвечал на приветствия, механически поднося руку к фуражке. Со стороны казалось, будто некий начальник встречается со своими подчиненными, с которыми они заняты одним делом, – подумал Ребров. Во время разговора Пегги с комендантом он молчал, потому что Пегги работала профессионально и задавала именно те вопросы, которые его интересовали.
Пленные, разумеется, не могли отвести взглядов от соблазнительной фигуры Пегги. Тщательно подогнанный военный мундир сидел на ней как влитой и как нельзя лучше подчеркивал все ее формы. Она же, чувствуя себя объектом вожделения множества здоровых, изголодавшихся по женским ласкам молодых мужчин, ничуть не стеснялась этого. Наоборот, это ее даже возбуждало.
– Тут есть один парень… – многозначительно сказал комендант. – Сейчас скажу, чтобы его привели.
Он приказал что-то сопровождавшему их солдату, и тот привел из небольшого домика, стоявшего чуть в стороне от бараков, пятнадцатилетнего подростка. Это был угловатый, нескладный еще юноша в мешковатом костюме с невыразительным, даже анемичным лицом и жидкими светлыми волосами.
– Сын бывшего коменданта лагеря, – объяснил майор Макбрайд. – Зовут его Макс. Отец закалял его дух и воспитывал истинным арийцем. В день рождения перед поеданием торта со свечами он позволял сыну расстрелять из пулемета соответствующее количество пленных – одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
Макс слушал совершенно безучастно. Казалось, его вообще ничего не беспокоило.
– Как это было? – спросил его по-немецки Ребров? – Как ты это делал?
– Вон у той стены, – показал рукой Макс. Видно было, что он уже привык отвечать на этот вопрос. – Их ставили у стены, а пулемет устанавливали вон там… прямо на земле… Стелили ковер, я ложился и стрелял…