Свидание с привкусом разлуки
Шрифт:
Глава V
Выход королевы
Ребров выбрался из большого черного «хорьха», на котором еще недавно разъезжала какая-то гитлеровская шишка, и оглядел симпатичный двухэтажный особняк, возвышавшийся среди небольшого аккуратного садика. Дом совершенно не пострадал ни во время бомбежек, ни во время штурма и выглядел как-то даже несуразно мирно и добропорядочно на фоне разнесенного в щебень и пыль Берлина. Впрочем в Кладове, этом отдаленном районе немецкой столицы, таких домиков сохранилось немало.
Удивлял
Дверь почему-то была открыта. На всякий случай Ребров все-таки постучал, а потом решительно вошел внутрь.
В большой комнате спиной к окну, обхватив плечи руками, стояла высокая стройная женщина со светлыми волосами. Свет, лившийся из окна, придавал картине некоторую нереальность – женщина словно была на сцене театра, а Ребров с восхищением смотрел на нее из тьмы зрительного зала.
Какое-то время женщина молчала, словно давая восхититься собой. Восхититься и впрямь было чем. Ребров вдруг почувствовал не то чтобы робость, а некое смущение, и разозлился на себя – нашел время и место! Она всю сцену наверняка уже не раз отрепетировала и позицию подобрала самую выигрышную.
– Добрый день, – неприятным сухим голосом сказал он. – Майор Ребров…
– Очень приятно. А я…
– Я знаю, кто вы.
– Вот как?
– Вы – Ольга Чехова… Актриса.
Чехова с улыбкой наклонила голову.
– Вы что же – всегда живете с открытой дверью? – все так же неприязненно поинтересовался Ребров. – Не боитесь?
– Боюсь. Очень боюсь. Вы не представляете, как страшно было в Берлине в последнее время… Но я увидела, как подъезжает ваша машина, вот и приготовилась.
Ребров огляделся. На книжных полках на самом видном месте он неожиданно разглядел несколько русских икон.
– Они что всегда стояли у вас на самом видном месте? И при Гитлере тоже?
– Если честно, при Гитлере нет. Когда я ставила их, у меня была вполне определенная мысль: «Придут русские, они не станут сразу стрелять, увидев их», – призналась Чехова.
– А окоп в саду – это тоже для встречи русских? Собирались отстреливаться?
Чехова покачала головой.
– Его выкопали сумасшедшие из фольксштурма, которые в последние дни ходили тут в поисках трусов, предателей и дезертиров. А из этого окопа они действительно собирались обстреливать русские танки…
– Видимо, Гитлер действительно обладал даром обращать людей в сумасшедших, – скривился Ребров.
– Пожалуй, – мягко согласилась Чехова. – Можете себе представить, еще несколько дней назад все в Берлине верили, что приближается армия генерала Венка, которая должна всех спасти, применив какое-то «чудо-оружие»… И русские сразу будут «обращены в бегство»! Сейчас даже странно это вспоминать… Странное было время. Нереальное.
– Никак не могу понять только, чем же вас, немцев, Гитлер очаровал… Может, вы, любимая актриса Гитлера, объясните? Говорят, вы были с ним близки. Он присылал вам подарки.
– С чего вы это взяли?
– В нашей ситуации в ответ обычно говорят: вопросы здесь задаю я.
– Ну, как вам будет угодно, – легко согласилась Чехова. – А что касается Гитлера… Когда я первый раз его увидела, он наговорил мне комплиментов за фильм «Пылающая граница». Я играла там польскую революционерку. Мое первое впечатление о нем?.. Робкий, неловкий, хотя держит себя с дамами с церемонной австрийской любезностью. В общем, ничего «демонического», завораживающего или величественного. Кстати, это впечатление разделяли многие, кто сталкивался с Гитлером в узком кругу.
– А как же толпы людей со слезами на глазах мечтающих поцеловать ему руку? Готовые отдать жизнь за него? Способные на любые преступления по его приказу?
– В том-то и дело… Я думала об этом, – призналась Чехова. – Поразительно, почти непостижимо его превращение из разглагольствующего зануды в фанатичного вождя, когда он оказывался перед людьми и начинал говорить. Что-то там пылало у него внутри, что-то безумное, не поддающееся нормальному объяснению. Он и впрямь буквально воспламенял людей.
– Немцев. Только немцев. Я видел его в хронике, мне было только смешно и противно. Он в это время актерствовал? Притворялся?
– Нет. Ему бы тогда никто не поверил. Такое нельзя сыграть. Это я вам говорю как актриса. Какая-то темная сила вселялась в него в эти мгновения. Откуда она бралась, я не знаю. Но мне казалось, что он впадал в состояние транса…
– Он мог застрелиться? Сам? Убить себя?
– Не знаю… Я не знаю, что с ним происходило в последнее время. Говорили, что он сильно изменился.
– Понятно.
Ребров побарабанил пальцами по столу.
– А теперь, госпожа Чехова, предлагаю вам немного прокатиться…
– Насколько я понимаю, возможности отказаться у меня нет… Что ж, я даже не буду спрашивать, куда вы меня повезете. Ведь вопросы тут, в моем доме, теперь задаете вы.
– Вы все правильно понимаете.
– Я вообще, в отличие от многих актрис, неглупая женщина.
– Именно это меня и настораживает, – признался Ребров.
Чехова прошла мимо него к двери. Легкий, но кружащий голову запах ее духов обдал его словно порыв свежего морского ветра.
Из письма американского юриста, находившегося в Германии: «Под внешней видимостью смирения и покорности, в особенности когда их не было необходимости проявлять, встречавшиеся нам на улицах немцы вели себя не просто оскорбительно высокомерно, но даже зачастую дерзко по отношению к своим победителям. Когда американцы спрашивают у них, как пройти по какому-то адресу, чаще всего в ответ они слышат что-нибудь вроде: Это где-то там, за развалинами…