Свидание вслепую
Шрифт:
Они опять оказались наверху. Повсюду по холмам раскинулись роскошные поместья.
— Некоторые из этих людей предпринимают самые невероятные меры предосторожности, — сказал Войтек. — Вот этот дом, к примеру. — Он указал из своего окна. — Наверняка оснащен немыслимой системой электронной сигнализации, вся прислуга вооружена, а у тех двух спаниелей к ошейникам прикреплены звуковые передатчики.
Левантер усмехнулся:
— Разве этого недостаточно?
Войтек покачал головой.
— Я как-то спросил одного из тех, кто живет здесь: «А что, если „крабы бульвара Сансет“ остановят вашу машину вне вашей модной крепости? На этих холмах
— А что ты скажешь о полиции? — спросил Левантер.
— Полицейские на холмах не живут. Они появятся только наутро. Заберут тела, соберут отпечатки пальцев, а потом поведают репортерам о предполагаемых мотивах.
— Здесь только мы с тобой ничего не боимся, — сказал Левантер.
— Не боимся, — согласился Войтек. — Потому что в других местах мы знали страх куда больший.
Новости не прекращались целый день. Левантеру казалось, что сейчас — вчерашняя ночь и он приехал к своему другу.
Войтек один в гостиной, смотрит в окно. Он видит, как, словно тысяча взлетных полос гигантского аэропорта, до самого горизонта разбегаются бульвары и автострады раскинувшегося внизу Лос-Анджелеса. Начинает светать; он ждет, когда приедет Левантер. Мерцающие огни города напоминают мерцание звезд. Войтек думает, что, возможно, потому город и назвали в честь ангелов — Лос-Анджелес. Кажется что отсюда, со Сьело-Драйв, с Небесной аллеи, можно взглянуть на ангелов сверху. Он думает о Левантере — возможно, его отлет из Парижа задержался из-за очередной французской забастовки. Париж, бормочет он, сегодня «левый», завтра «правый» или наоборот.
Начинает темнеть. Джибби читает в спальне. Шэрон отдыхает в своей комнате. Джей, старый друг семьи, бродит где-то по дому. Левантер — на пути в Лос-Анджелес, город, который он так любит. Войтек растягивается на диване. Полная тишина. Мирный дом на Сьело-Драйв, думает он, мирный холм вдали от замызганных пещер «крабов бульвара Сансет». Войтек дремлет.
Он просыпается от незнакомых голосов и открывает глаза. Видит направленное на него дуло пистолета. Его держит бледный юноша со здоровенной опухолью на скуле. Рядом с ним стоят три девушки; у каждой в руках нож и моток веревки. Кажется, что в своих просторных хлопчатобумажных юбках и свободных кофточках они чувствуют себя в этой комнате неуверенно и время от времени посматривают на прочные стены и мощные потолочные балки. Все четверо безучастно уставились на Войтека. «Крабы бульвара Сансет», думает Войтек.
— Чем могу быть вам полезным, дамы и господин? — саркастически спрашивает Войтек.
Юноша наводит на него пистолет.
— Не двигаться, свинья. Мы пришли сюда, чтобы вас всех убить. — Взгляд его остается неподвижным и безразличным.
— Кто вы такие? Призраки из фильмов с Борисом Карлофф, вернувшиеся для встречи со своим создателем? — спрашивает Войтек, медленно приподнимаясь. — Это же Сьело-Драйв, а призрак старины Бориса обитает на Баумонте.
Словно механическая кукла, юноша подходит к нему и наносит удар по голове рукояткой пистолета. Войтек слышит треск и на мгновение теряет равновесие. Он хочет броситься на нападающего, но тот приставляет дуло пистолета к его виску. Войтек снова ложится и ощущает, как у него по лбу течет струйка крови.
Продолжая держать пистолет наведенным на Войтека, юноша оборачивается к одной из девиц.
— Свяжи его, — рявкает он. — А вы приведите в эту комнату остальных свиней, — приказывает он двум другим девицам, которые послушно, как тренированные охотничьи собаки, семенят вон.
Та, которой поручен Войтек, засовывает нож за пояс юбки и направляется к нему с тупым взором в глазах. Когда она склоняется над ним, чтобы связать ему руки за спиной, он чувствует запах ее немытого тела и видит покрытое пятнами лицо с прыщом, который хочется выдавить. Кровь Войтека капает на нее, но она этого не замечает. Под пристальным взором бледного юноши девица проходит к краю дивана и связывает Войтеку лодыжки. Юноша наблюдает за ней; похоже, что она следует предписаниям, составленным каким-то невидимым агентством, управляющим ею издалека.
— Что вы от нас хотите? — спрашивает Войтек. — Деньги? Любовь? Славу? — Он понимает вдруг, что говорит с иностранным акцентом.
Молодой человек с пистолетом разворачивается и, не произнеся ни слова, выходит из комнаты. Девица завершила свое дело; она смотрит на Войтека бесстрастно, без страха, без возбуждения. Кровь впиталась в ее кофточку, и Войтеку любопытно узнать, просочилась ли она до ее маленьких грудей. Она перехватывает его взгляд, внезапно выхватывает нож и вонзает его Войтеку сначала в ногу, потом в грудь и живот. От неожиданной боли Войтек кричит, дергается и едва не скатывается с дивана. Девица с ухмылкой лезвием ножа заставляет его вернуться на прежнее место.
Из ран сочится кровь, застывает у него на челюсти, расплывается по одежде, пачкает диван. Девица нависает над ним. Его кровотечение и боль не производят на нее никакого впечатления. Войтек пытается убедить себя, что женщины по причине менструаций привыкают к виду крови и что эта девушка просто пытается его запугать. Одна нога у него онемела. Все же он пытается высвободить связанные за спиной руки. Чтобы отвлечь ее внимание, Войтек поворачивает голову набок, смотрит на ее запятнанную кровью юбку и думает о том, что это вполне могла бы быть ее собственная кровь. И снова девица замечает его взгляд. Она поднимает нож, бросается на Войтека и наносит ему удар в грудь. Из горла Войтека вырывается вопль, он чувствует, как лезвие упирается ему в ребро и не может проникнуть дальше. Он судорожно бьет ногами, и девица выдергивает нож. Хлещет свежая кровь. У него не остается сомнений, что его собираются убить. Силы покидают Войтека, и на мгновение он чувствует себя невесомым.
Он уже готов отдаться во власть этого ощущения, как вдруг слышит крик Джибби. Он оборачивается, поднимает голову и видит, как одна из девиц заставляет ее спускаться по лестнице, покалывая ножом.
Лицо Джибби бледное, в синяках; очки слетели. Ее белое платье в кровавых пятнах. Быть может, у Джибби месячные? Войтек этого не знает. Он припоминает, как сразу после того, как они стали любовниками, она даже не могла заставить себя говорить на эту тему. Джибби стыдилась своего тела, стыдилась заходить в туалет, была слишком робкой, чтобы признаваться в своих недомоганиях, слишком гордой, чтобы что-то о них спрашивать. Но сейчас все это позади. Джибби научилось щедро себя демонстрировать. Ее тело свободно: она не боится больше ни получать наслаждение, ни доставлять его. Их любовь покинула напряженную начальную фазу: они покончили с подстегиванием друг друга сильными наркотиками; наконец им хорошо вместе.