Свидетель по делу – кошка
Шрифт:
В общем, Мэйлин был очень убедителен:
«Ты что! Только представь ее рожу! В смысле, „что скажет ректор“? Да ничего он не скажет, я проведу с ним разъяснительную беседу!»
Так что я сама не поняла, как согласилась. Просто слушала болтовню чокнутого экзорциста, а потом обнаружила, что мы уже где-то на полпути в город, и отказываться поздно. И да, вероятность того, что Мымра развоплотится от злости, крайне мала. Поэтому я согласилась на платье…
— … а потом этот псих увлекся и купил мне голубую ночную рубашку! Шелковую,
— И мерить небось заставил? — лукаво улыбается Амина.
Наверно, мне следовало попросить у нее чай с ромашкой. Для успокоения потрепанных внезапным общением с экзорцистом нервов.
— Нет! Я бы в жизни на такое не согласилась, — заверяю я девушку. — Он сам ее взял, на глаз, когда я одевалась, и положил с платьем. Я только у себя в комнате увидела. Сначала хотела сходить и отдать обратно, а потом как представила, что я гоняюсь за Мэем всей Академии, чтобы вручить ему голубую шелковую ночнушку!
— А почему бы и нет? — улыбается Амина.
— Чего «почему бы и нет»? Мне вообще не до этого, у меня труп Мымры!
В глазах Амины ясно читается ее мнение насчет неуемной Галгалеи и ее трупа.
— Ладно, — вздыхаю я, понимая, что надо поменять тему. — А у тебя-то с Войничем что?
— Его мать хочет меня убить, прапра Алевтина не любит, когда я говорю про оборотней, мой зверь хочет впиться клыками в его шею и расцарапать грудь. Вроде, пока держусь, но скоро полная луна… — Амина наливает мне чай и ставит на стол кружку, — как раз на ночь бала приходится. Спрячусь на крыше, запрусь и буду сидеть тихонечко, вымещая животные инстинкты на обезумевших студентов.
У которых, понятно, свои инстинкты. Разрушения и размножения. Собственно, для этого Зург и ставит на крыши преподавателей. У Амины хотя бы с видом на море, остальным не так повезло.
— Подозреваю, что Алевтина меченая, но ей не понравилось быть второй или третьей женой, — задумчиво добавляет Амина.
По правде говоря, я не очень понимаю в оборотнях и их женах. Или мужьях.
— А Войнич?
— Ему скоро на практику, — преподавательница стискивает кружку. — А еще…
Амина рассказывает, что из-за нее студент едва не угробился во время экзаменационной практики.
Знаем мы эту практику. Если прошел, то получил хорошее место и сразу идешь к наставнику. Нет — ничего страшного, в конце учебного года еще раз попытаешься. Но без этой практики не пускают работать в СОРе, по крайней мере, боевиков. Правда, если судить по Мэйлину, так ли нужен Войничу этот СОР?
— Твой Мэйлин это не показатель, — фыркает Амина. — Может, он и до СОРа такой был. И вообще, этот экзорцист, хоть и чокнутый, штучный специалист. Присмотрись!
Что? «Присмотрись»? К экзорцисту? Нет, правда, он хороший человек, ну, или не совсем человек, но это уже ни в какие рамки!
— Это ты лучше к Войничу присмотрись, — коварно отвечаю я. — У тебя там инстинкты, а он скоро уедет на эту свою практику.
— А ты откуда знаешь про бал?
— Федор Иванович как раз для этого и приезжает: чтобы забрать студентов на практику. Сам бал ему без надобности.
— А ты?
Фыркаю и, допивая чай, пересказываю письмо Федора, написанное в спокойном дружеском тоне: приедет, заберет студентов, увидится со мной. Соскучился.
— Ну, посмотрим, — бурчит Амина, и на этом мы прощаемся.
Глава 24
День легендарного Осеннего бала пролетает почти незаметно. Я ношусь туда-сюда почти как в день похорон, и часы скрадывается, оставляя смутный ворох воспоминаний от дел и встреч.
Главная встреча это, конечно, Федор Иванович. Живой, зараза такая! Он наконец-то приехал в Академию СУМРАК, и мы сидим в столовой, обедаем и обсуждаем наше с ним «попаданство». Следак такой же, как я его помню: прозрачные голубые глаза, седина и ощущение надежности. В какой-то момент я даже вспоминаю старое прозвище «Хучик», но оно уже как-то не вяжется с формой СОРа.
— … попали под обстрел, потом еще дроны, мы пытались оторваться, свернули куда-то, а потом что-то вспыхнуло, и мы оказались в Кеалмэ, — рассказывает Федор Иванович, помешивая чай в чашке.
— … сменил профиль. Теперь занимаюсь экономическими преступлениями, финансовыми проверками и всем прочим. Сам не ожидал, Мариночка…
— Да, я поговорил с ректором, и он признался, что считает вас своей истинной. Я подумал, почему бы и нет? Это же лучше, чем быть обычной уборщицей. Хоть бы в библиотеку вас устроил, что ли… что? Не хотите работать с гоблином? А может, вы еще и с оранжевым носком не хотите работать? Как говорит Мэй, это пахнет ксенофобией и расизмом!
— Да нет у вас здесь судимости! Нет! Дайте я только вернусь из командировки, займемся вашей работой, Мариночка!
— Вот ничуть не удивлен, что вы и тут нашли труп! Я же говорю, вам нужно работать в сыске!
Мы болтаем, и пьем чай, и вокруг ходят студенты, и у периодически появляющегося на горизонте Зурга, утомленного подготовкой к Осеннему балу, дергается щека, и к нам дважды подходит Мэйлин с вдохновленным блеском в глазах, перебрасывается какими-то словами о делах в СОРе, и все наконец-то хорошо.
— Надо забрать студентов на практику. Завтра утром выезжаем. Вячеслав Войнич? Да, есть такой, он в списках.
— А теперь расскажите, как вы ухитрились поймать очередной падающий труп! Ну то есть не поймать, а… я думаю, вам и так понятно, Мариночка.
Я фыркаю, и снова прибежавший к нам Мэй вздрагивает и, хрустя пальцами, хищно смотрит на Федора Ивановича. Но тот невозмутим, и экзорцист отходит, чтобы вернуться через пять минут.
— Мэй? Ты что-то хотел? — спрашиваю я в очередной «набег», и маг морщит нос, нервно отмахиваясь. И недовольно смотрит на нашего следователя.