Свидетель по делу – кошка
Шрифт:
Лизель затыкается.
В библиотеке повисает тишина, прерываемая плачем. Слушаю, затаив дыхание.
— И все же я… я… я знаю, что ты не можешь быть истинной гоблина! И ты не убива…
— Какое благородство! — перебивает Лизель. — Ты готова защищать меня от тюрьмы даже сейчас?
Опасный момент.
Если Лизель сейчас возьмет себя в руки и скажет, что она не причем, а все, что в дневнике — гоблинские выдумки, то мы…
То мы же задолбаемся все это доказывать!
Мадлен всхлипывает, и, видно, кивает, и Лизель явно понимает, что перегнула.
—
Мадлен чуть слышно вздыхает и, видимо, берет себя в руки:
— Давай отнесем этот дневник ректору и скажем, что ты не причем, Лизель, — говорит наша умничка.
Вот тут Деверо уже не может отмолчаться! Мадлен же понесет дневник ректору!
На свой страх и риск подползаю ближе, выглядываю из-за полок с риском выпасть из маскировки и вижу бледное, напряженное лицо:
— Подожди, Мадлен, — говорит Деверо. — Покажи мне этот дневник. Он же здесь, в библиотеке?..
Вижу, как Мадлен кивает, отворачивается от «подружки» и принимается шарить в столе с картотекой покойного Горма.
— Сейчас, Лизель, я его спрятала поглубже, — бормочет она.
Смотрю, затаив дыханье. Мадлен отвернулась от Деверо, и, по нашим подсчетам, сейчас Лизель должна схватиться за очень удобно лежащее на краю стола пресс-папье. Будто специально предназначенное для того, чтобы бить по голове случайных свидетелей, а потом душить их.
Собственно, так и есть. Пресс-папье положили сюда именно для этих целей — и специально заговорили на смягчение удара. Ну, чтобы убийца не смогла причинить Мадлен реальный вред.
Вот только Лизель не тянется к пресс-папье. Стиснув зубы, она выхватывает из кармана какой-то амулет в виде короткой трубки — и направляет его в спину Мадлен.
— Нет!..
Лизель рефлекторно оборачивается на крик, прицел сбивается, и узкое, плотное облако черного дыма летит ко мне как в замеленной съемке.
Я не успеваю ничего сделать.
Успевает Мэй — дергает меня за плечо, уводя от удара, вскидывают руку… а в следующую секунду на него падает стеллаж.
Они все, все стеллажи шатаются, валятся друг на друга как домино, книги летят во все стороны, и ректора со следователем куда-то снесло, и Мэй под стеллажом, весь в крови, а я сижу в окружении рухнувших стеллажей и полок, как в деревянной клетке, и судорожно пытаюсь нащупать пульс…
…живой…
Ректор и следователь должны быть где-то там, за баррикадой из рухнувших полок, и мне бы броситься им на помощь — но вместо этого я рвусь вперед, туда, откуда доносятся визги Лизель.
Приникаю к отверстию между полок — и вижу, что Мадлен, целая и невредимая, мечется по разгромленной библиотеке, пытаясь спастись.
Из артефакта в руках Лизель вырывается тьма:
— Смешнее всего! Было! Наблюдать! Что ты! Безоговорочно! Веришь мне, а не своему ненаглядному истинному! Драгоценному Браму!
С каждым воплем из артефакта Лизель вырываются клубы черного дыма, крушащие все на своем пути.
Чудо, что Мадлен пока удается от них уворачиваться.
Или
— Лизель!.. Нет!
Я слышу крики Мадлен, но не могу ничего поделать. Полки слишком тяжелые, и мне не удается их сдвинуть, Мэй лежит без сознания, весь в крови, а ректора и следователя из Ионеля вообще не видно и не слышно.
В пылу битвы девушки перемещаются куда-то вне зоны моей видимости. Судорожно пытаюсь как-нибудь откопаться, чтобы меня при этом не завалило, и понимаю, что уже ничего не успеваю.
Потому, что Лизель — где-то там, вдалеке — продолжает кричать:
— Теперь ты умрешь! А он будет жить! С мыслью, что не сумел оправдаться перед тобой!..
И раздается взрыв.
Глава 36
Взрыв бьет по ушам, и я не сразу понимаю, что он раздается не оттуда, где Лизель и Мадлен, а со стороны двери. Поворачиваюсь к отверстию между полками как раз вовремя, чтобы увидеть, что дверь сорвало с петель — нет, даже не сорвало, а разнесло в щепки — а мимо меня проносится шипасто-когтисто-чешуйчатое страшилище! Отшатываюсь назад: при виде такого хочется поглубже спрятаться под завалами!
Ой-ой! Вот это жуть! Я не видела таких даже в Монстропарке! Выглядит как плод любви Годзиллы и Росомахи из фильмов по комиксам: наружность от мамочки, а когти от папочки, плюс янтарные глаза рептилии. Мне от такого не по себе.
К счастью, чудовище не лезет под завалы, а пробегает мимо — прямиком к Мадлен и Лизель! Крик, грохот, низкий, душераздирающий рык… и все смолкает.
Так! Уж не поубивали ли они там друг друга?..
— Марина?..
Вздрагиваю и понимаю, что это Мэй — весь в крови, он приподнимается на локте и смотрит на меня. Кажется, экзорцист очнулся из-за взрыва.
— Ты как? — шепчу я. — Лизель хочет убить Мадлен, она ударила каким-то артефактом и разнесла пол-библиотеки. Ректор будет в ужасе…
Сзади раздается слабый стон. Это Урлах-Тор, и, кажется, он действительно уже в ужасе.
Отгоняю мелькнувшую мысль, как хорошо, что в СУМРАКе сейчас нет библиотекаря, он бы сейчас и без удара полкой по голове в обмороке валялся, и продолжаю рассказывать постепенно приходящему в себя Мэю, что произошло.
Мысль о том, что с тех пор, как чудовище сломало дверь и напало на Лизель и Мадлен, они обе как-то подозрительно затихли, я тоже стараюсь от себя отгонять.
— … и вот она бросилась на нее, стеллажи упали, тебе попало по голове, ректора и товарища следователя придавило…
— Я в порядке, — доносится хмурый мужской голос из-за полок, — я слышал и все записал.
Да? Ничего себе! Я думала, он тоже без сознания валяется, как и ректор с экзорцистом. Но нет, выясняется, что следователь просто свалился за дальнюю полку рядом с потерявшим сознание Урлах-Тором. Меня он не видел, но я вела себя очень тихо и он решил, что я тоже без сознания. Похоже, ректор и Мэй приняли на себя основной удар, а мы со следователем практически не пострадали.