Свидетель с заставы № 3
Шрифт:
2. ТРУДНЕЕ, ЧЕМ ДУМАЛОСЬ
Ермолай мечтал о схватках с нарушителями, о боевых столкновениях с японцами, а вот минула неделя, и даже ни одной тревоги не было. Японцы вели себя тихо.
— У нас участок спокойный, — объяснил старшина заставы Петеков.— И что тебе, собственно, хочется? Чтобы и здесь война была? Советскому Союзу мир нужен...
Участок спокойный, служба однообразная, а только поспевай поворачиваться. Ермолай не предполагал даже, что на заставе с него будут столько
Однажды, не замышляя дурного, Ермолай вздумал было ответить Петекову, приказавшему ему подмести пол в казарме, что он только позавчера подметал, а Петеков заставил его стать смирно и сказал, что за препирательство Серов должен будет вне очереди наносить на кухню воды.
Возвратившись в казарму, Ермолай, не глядя ни на кого, разобрал постель, лег. В казарме было прохладно, и то ли от этого, то ли от волнения, Ермолая знобило.
— Сучковатый у парня характер, — сказал кто-то.
— Перемелется, мука будет! — заметил Пейзин.
— Не то ты говоришь, — вступил в разговор Ивлев. — Мука тут не при чём: сознания у него, видимо, еще нехватает, дисциплины маловато.
Они считали, что новичок спит, а он лежал с закрытыми глазами, охваченный острым чувством стыда.
Ермолай решил было встать и объяснить товарищам, что он лучше, чем они о нём думают, что он сам не понимает, как всё сегодня получилось, и больше такого не повторится, но разговор уже прекратился...
Со двора доносилось приглушенное ржание лошадей. В кабинете начальника то и дело звонил телефон. Дежурный медленно передавал телефонограммы.
Ермолай забылся далеко за полночь. Среди ночи его разбудил какой-то шорох. Четверо пограничников — его соседи — оделись и ушли в ночной наряд. Опять стало тихо.
В полутьме поблескивали затворы стоявших в пирамиде винтовок. Казалось, сталь, как и он, прислушивалась к ночным шорохам. Среди других винтовок стояла и его, Серова. Вручая её перед строем Ермолаю, начальник сказал, что винтовка принадлежала недавно демобилизовавшемуся пограничнику Карпову. Карпов был примерным, дисциплинированным бойцом, таким должен стать и Серов... А сегодня получилось недоразумение со старшиной...
Перед рассветом Ермолай так крепко уснул, что не расслышал команды и очнулся, лишь почувствовав как кто-то трясёт его за плечо.
— В ружьё! Тревога! — крикнул сержант Ивлев.
Ермолай с ужасом увидел, что все бойцы уже на ногах. Не разговаривая, притоптывая валенками, глубоко дыша от волнения, они быстро одевались.
Чувствуя, что ему не успеть за товарищами, и в то же время понимая, что на границе стряслось что-то необычное, Серов, путаясь в обмундировании, испытал и тревогу, и страх, и невыразимый
— Благодарю за службу!— поглядев на часы, сказал пограничникам начальник лейтенант Яковлев.
Узнав, что тревога учебная, Ермолай почувствовал облегчение, но готов был расплакаться от обиды на свою нерасторопность.
— Вы у нас новичок, и на первый раз я вам это прощаю, товарищ Серов, — сказал начальник, — но чтобы это было в первый и в последний раз.
Неприятности сыпались на голову Ермолая одна за другой. Неудачей начался и следующий день. Утром проходили кавалерийские ученья.
— Выводите коня, товарищ Серов, — приказал старшина.
Чего, чего, а этих учений Серов не опасался. Он с детства любил лошадей, привык с ними обращаться и поэтому смело вошёл в конюшню, где стоял Ездовой, ранее также принадлежавший Карпову. Однако Ездовой совсем не походил на колхозную Маньку. Зло кося коричневый глаз на незнакомого человека, он гневно бил о пол копытами. Ермолай невольно остановился.
Петеков догадался, что новичок струхнул, и улыбнулся:
— Выводите, выводите!
Пересилив робость, Ермолай шагнул в стойло: Ездовой, почуяв нерешительность незнакомца, вновь застучал копытом, захрапел и, круто повернувшись, прижал Ермолая широким крупом к перегородке.
Что тут делать: либо пан, либо пропал! Ермолай грубо прикрикнул. Конь на миг успокоился. Воспользовавшись этим, Серов схватил уздечку, похлопал Ездового по шее и вывел его на двор.
— Карпов был отличный конник! — не преминул сказать старшина.
Ермолай не знал норова лошади, волновался, но не желал отставать от остальных.
— Корпус держи прямо, не гнись!.. Свободней себя чувствуй, крепче шенкель, за луку не цепляться, упадёшь — не расколешься! — покрикивал Петеков. И, наконец, скомандовал: — Ры-ысью ма-а-арш!
Серов пришпорил Ездового и с замедленного шага сразу попытался перевести его на рысь. Конь помчался галопом.
Не успел Ермолай опомниться, как ноги его выскочили из стремян. Он схватился было обеими руками за луку, но в ту же секунду его вышибло из седла.
Проклиная всё на свете, Серов поднялся и под общий смех побежал за конём.
Единственным утешением оказалась для Ермолая мишень. В первый же раз он выбил норму, и Яковлев поставил его в пример двум другим молодым солдатам...
Вечером начальник вызвал Серова к себе в кабинет. Рядом с ним сидел сержант Ивлев.
— Садитесь, товарищ Серов, — предложил Яковлев и Ермолаю.
«Ругать начнёт», — с тоской подумал Ермолай, но лейтенант приветливо улыбнулся и сказал:
— Мы с комсомольским секретарём о вас сейчас беседовали. Комсомольцы хотели было обсудить ваш проступок на бюро, но решили, что вы свою вину сами осознали.