Свидетель

Герритсен Тесс

– Как ты там о себе отозвалась? – спросил Виктор, с улыбкой наблюдая за тем, как Кэти грызет морковку.

– Отозвалась о себе? Когда?

– Ты сказала, что ему требовалась женщина непримечательной внешности. Женщина, которая могла бы сойти за сантехника.

– Потому что так и есть. Я самая обыкновенная.

– Не могу с тобой согласиться. А я, имей в виду, в людях разбираюсь.

Кэти обернулась и посмотрела на украшавший стену постер с изображением одной из супермоделей Хикки. Красотка ответила ей холодным, твердым, слегка пренебрежительным взглядом.

– Во всяком случае, с

такой мне и тягаться нечего.

– Но это же только картинка, – возразил Виктор. – В ней нет ничего настоящего – только макияж, лак, накладные ресницы…

– Можешь не говорить. Уж это-то я знаю слишком хорошо. Моя работа в том и состоит, чтобы превращать актеров в киношные фантазии, мечты зрителей. Или, что тоже бывает, в их кошмары. – Кэти сунула руку в банку и выудила последний пикуль. – Когда я называла себя заурядной, я имела в виду немного другое. Дело в том, что я и ощущаю себя самой обычной женщиной.

– А вот я думаю, что ты совершенно незаурядная. И прошлая ночь окончательно меня в этом убедила.

Смущенная, Кэти опустила глаза – вялая морковка растянулась поперек бумажной тарелки бледно-оранжевым трупиком.

– Было время – наверное, такое время бывает в жизни каждого, когда мы молоды, когда чувствуем себя особенными. Когда нам кажется, будто весь мир существует только ради нас. Последний раз я испытывала нечто похожее, когда выходила за Джека. – Она вздохнула. – К сожалению, длилось это недолго.

– А почему ты вышла за него?

– Я и сама не знаю. Наверное, меня ослепил весь этот киношный блеск. Мне было двадцать три года, на площадке я только-только начинала чему-то учиться. Он уже был режиссером. – Кэти помолчала. – Нет, богом.

– Он произвел на тебя такое сильное впечатление?

– Джек это умеет. Когда нужно, он, как говорится, включает харизму и просто ошеломляет девушку. Дальше шампанское, романтические обеды, цветы и все такое. Думаю, он обратил на меня внимание только потому, что я поддалась не сразу, не падала в обморок от каждого его взгляда. Джек посчитал, что я как бы бросила ему вызов, и поставил целью завоевать меня любой ценой. В конце концов у него получилось. —

Она грустно улыбнулась. – А получив приз, он двинулся дальше – покорять и завоевывать. Вот тогда-то до меня и дошло, что я не какая-то там особенная и выдающаяся, а самая что ни есть обыкновенная. Что ж, не такое уж плохое чувство. Я иду по жизни спокойно, не испытывая большого желания быть кем-то другим, кем-то особенным.

– И кого же ты считаешь особенным?

– Ну, например, мою бабушку. Но ее уже нет на свете.

– Я заметил, что в любом почетном списке обязательно присутствует бабушка.

– Ладно. Тогда назову мать Терезу.

– Она тоже в каждом списке.

– Ох… Хорошо. Кейт Хепберн. Глория Стайнем. Моя подруга Сара… – Она помолчала, потом тихо добавила: – Но Сары тоже больше нет.

Виктор взял ее руку. Пальцы у него были длинные и сильные, и Кэти, с любопытством наблюдая за тем, как они накрывают ее, тонкие и хрупкие, подумала, что сила, которую она чувствует в них, отражает силу самого Виктора. Джек, при всем его таланте, шике и блеске, никогда не внушал и доли той уверенности, что

исходила от Виктора. И не только Джек.

– Расскажи мне о Саре, – мягко попросил он.

Кэти на секунду зажмурилась, сдерживая слезы.

– Сара… Сара была чудесная. Не в том смысле, как эти. – Она взглянула на фотографию модели. – Чудесная внутренне. В ее глазах было что-то такое… Я бы назвала это безмятежностью, полной, совершенной невозмутимостью. Мне иногда казалось, что она обрела абсолютный покой, отыскала именно то, к чему стремилась, чего хотела, тогда как остальные, словно слепые котята, все еще шарили вокруг в поисках утерянного сокровища. Не думаю, что Сара родилась такой. Она пришла к этому сама. В колледже мы обе чувствовали себя не очень уверенно, и брак определенно не помог нам обеим. Мне развод дался очень тяжело, а вот Сара только окрепла и закалилась. Она стала больше заботиться о себе. И забеременела тогда, когда захотела. Понимаешь, у ее ребенка не было отца – только пробирка. Анонимный донор. Сара любила повторять, что первоначальная семья состояла не из родителей и ребенка, а только из матери и ребенка. Мне всегда казалось, что для такого шага требуется большая смелость. Сара была намного смелее меня… – Она прокашлялась. – В общем, Сара особенная. Такие люди есть.

– Да, – согласился Виктор. – Такие люди есть.

Кэти взглянула на него. Он смотрел в стену, и в его глазах, казалось, собралась вся печаль мира. Откуда эта грусть? Что прорезало эти морщины на его лицо? И как их разгладить? Бывают ведь потери, с которыми невозможно смириться, и раны, которые никогда не заживают.

– Какой была твоя жена? – мягко спросила она.

Он ответил не сразу, и Кэти успела подумать, что, пожалуй, зря задала вопрос и всколыхнула тяжелые воспоминания.

– Она была добрая, – заговорил после паузы Виктор. – Такой я буду помнить ее всегда. —

Он посмотрел на Кэти, и она вдруг поняла, что видела в его глазах не печаль, а смирение.

– Как ее звали?

– Лили. Лили Доринда Кэссиди. Такое вот длинное имя. А сама она была маленькая и хрупкая. Чуть больше пяти футов и едва тянула на девяносто фунтов. – Он улыбнулся. – Мне иногда даже страшно за нее становилось. Особенно к концу, когда Лили сильно похудела. Остались только глаза – большие, карие.

– Она ведь умерла молодой, да?

– На тридцать восьмом году. Такая несправедливость. Лили не курила, почти не притрагивалась к вину. Даже мяса не ела. Когда ей уже поставили диагноз, мы попытались выяснить, что же стало причиной. А потом вспомнили одно обстоятельство. Лили выросла в небольшом городке в Массачусетсе. Неподалеку от атомной электростанции.

– Думаешь, причина в ней?

– В таких делах полной уверенности не бывает. Но мы навели справки и выяснили, что в районе отмечено не менее двадцати случаев лейкемии. Расследование провели только через четыре года, после подачи коллективного иска. И выяснилось, что нарушения в системе безопасности начались едва ли не с открытия станции.

Кэти недоверчиво покачала головой.

– И все эти годы им разрешали работать?

– Никто ничего не знал. О нарушениях умалчивали, информацию скрывали даже от контролирующих органов. В общем, всех держали в неведении.