Свидетель
Шрифт:
– Ты прав. Не люблю ругаться. Когда дело доходит для обмена крепкими выражениями, у меня наступает паралич речи.
– В это трудно поверить. Джека ты прижала здорово.
– Только потому, что речь шла не обо мне. Я беспокоилась о тебе.
– А о себе ты беспокоиться не привыкла?
Она пожала плечами:
– Так меня воспитали. Мама всегда говорила, что леди не подобает требовать что-то для себя.
Он кивнул:
– Понимаю. Самоотверженность – прекрасное качество для женщины.
Кэти невольно рассмеялась:
– Так мог сказать только
– В моей жизни было только две женщины. Мать и жена.
Кэти промолчала. Интересно, как ее звали, его жену? Какой она была? Как выглядела? Должно быть, он очень ее любил – она еще тогда, когда Виктор впервые упомянул о жене, почувствовала в его голосе боль. Кэти даже ощутила укол зависти к незнакомой женщине – она многое бы отдала, чтобы и ее любили так же, – но тут же одернула себя.
Словно испугавшись, что Виктор прочитает ее недостойные мысли, она отвернулась.
– Думаю, Джек нам поможет. По крайней мере, сегодня.
– Ты ведь его шантажировала, да? Тем налогом?
– Джек – человек легкомысленный. Я всего лишь напомнила ему об одном упущении.
Виктор покачал головой:
– Ты – удивительная женщина. То по крышам прыгаешь, то бывшего мужа шантажируешь.
– Ты прав. – На лестнице появился Джек. /Коншина она и впрямь удивительная. Интересно бы посмотреть, что еще она выкинет.
Кэти со вздохом поднялась.
– Сейчас я способна на все, – сказала она и, обойдя Джека, направилась к лестнице. – На все, что угодно. Только бы остаться в живых.
Ее шаги стихли наверху. Мужчины, проводив Кэти взглядами, молча посмотрели друг на друга.
– Итак. – Джек натянуто усмехнулся. – Что у нас дальше в программе вечера? Скраббл?
– Попробуй солитер, – бросил Виктор, поднимаясь. Обмениваться любезностями с Джеком Цуккерманом не было ни малейшего желания. Скользкий, эгоистичный проходимец. А как относится к женщинам… это просто возмутительно! И что только могла увидеть в нем Кэти? Хотя, конечно, Джек – красавчик и богач. Классный парень. Как говорится, лакомый кусочек. Такая комбинация кого угодно ослепит.
«У меня ничего этого никогда не будет».
Уже ступив на лестницу, Виктор остановился. Оглянулся.
– Послушайте, Цуккерман, вы еще любите свою жену?
Вопрос явно застал Джека врасплох.
– Люблю ли я ее? Хм, дай подумать. Пожалуй, нет. Но какие-то теплые чувства сохранились. Как-никак десять лет прожили вместе. И конечно, я отношусь к ней с глубоким уважением.
– Вы ее уважаете?
– Да. За ее таланты. За ее способности. Лучшего художника по гриму у меня не было.
Так вот что она для него. Ценное имущество. Актив, который можно использовать. Этот мерзавец думал только о себе. Было бы куда уйти, Виктор ушел бы. Но единственный человек, которому он доверял, Джерри Мартиник, погиб. За другими могли наблюдать. К тому же они не проворачивали афер с налогами и не могли позволить себе особняк в таком районе, как Пасифик-Хайтс. С другой стороны, Джек обладал достаточными возможностями и связями, чтобы переправить Кэти в безопасное место. Оставалось
– Есть предложение.
Джек недоверчиво прищурился:
– Что за предложение?
– Вообще-то по-настоящему им нужен я, а не Кэти, и мне не хотелось бы подвергать ее ненужной опасности. Хватит с нее и того, что было.
– Очень благородно.
– Будет лучше, если я уйду один. Можно рассчитывать, что с вами она в безопасности?
Джек переступил с ноги на ногу. Потупился.
– Э, конечно. Думаю, что да.
– А вы не думайте. Да или нет?
– Послушай, приятель, в следующем месяце у нас начинаются съемки в Мексике. Сцены в джунглях, черные лагуны и все такое. Места вполне безопасные.
– Это в следующем месяце. А сейчас?
– Я что-нибудь придумаю. Главное, чтобы ты исчез с горизонта. Как ни крути, в переплет она попала по твоей вине.
Возразить было нечего. Виктор и сам это понимал: «С той ночи, как мы встретились, я доставлял ей одни только неприятности».
Он кивнул:
– Завтра меня здесь не будет.
– Хорошо.
– Позаботьтесь о Кэти. Увезите ее из города. Еще лучше – из страны. Не теряйте времени.
– Да. Конечно, – торопливо, явно спеша поскорее отделаться от надоедливого гостя, согласился Джек, и у Виктора не в первый уже раз мелькнула мысль, что этот красавчик думает исключительно о себе. Но что еще оставалось? Ничего. Только полагаться на Джека Цуккермана.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, где находились комнаты для гостей, он подумал, что завтра утром они расстанутся навсегда. За три дня между ними завязалась пусть и тонкая, но прочная нить. Он обязан ей жизнью. Такое не забывается.
«Даже если мы никогда больше не увидимся…»
В холле наверху Виктор замедлил шаг перед закрытой дверью и прислушался. Шаги… стук дверцы… скрип пружин…
Он постучал в дверь:
– Кэти?
Пауза. Затем:
– Входи.
Комнату скупо освещала одна лампа. Кэти сидела на кровати в непомерно большой мужской рубашке. Волосы влажными волнами падали на плечи. В тенях по углам прятался запах мыла и шампуня. Эти запахи, свежие, чуть сладковатые, женские, напомнили о жене, и он ощутил вдруг прилив желания, жажду тепла, нежности и любви – всего того, что могла дать только женщина. Но не каждая. Это для Джека любое теплое тело достаточный реквизит. Виктор же мечтал о сердце и душе – упаковка имела второстепенное значение.
Его жена, Лили, не блистала красотой, хотя и некрасивой ее никто бы не назвал. Даже в самом конце, когда болезнь выжала из нее все соки, ее глаза сияли мягким светом любви.
Такое же сияние он видел в глазах Кэтрин Уивер в ночь, когда она спасла ему жизнь. И его же он видел сейчас.
Кэти сидела, откинувшись на подушки. Когда Виктор вошел, она встретила его взглядом, в котором он прочел ожидание и страх. На щеках еще поблескивали слезы, пальцы мяли скомканную салфетку.
Он не стал подходить – остался у двери.