Свингующие пары
Шрифт:
Не волнуйтесь,сказала с улыбкой мне девушка.
Это маскировка,сказала Алиса с улыбкой, как хозяйка пса, выигравшего престижную награду.
Сейчас он оглядится, обнюхается,сказала она, усиливая аналогии.
И покажет класс,сказала она.
Будем надеяться,сказала девушка.
Чокнулась уже со мной, – глядя в глаза, – и, махнув рукой, повела в дом. Гигантская гостиная внезапно вышла в маленькие и невысокие – метра два с небольшим –
Девушка показывала нам, скользя, и не останавливаясь: вот тут можно помыться, тут оставить вещи, в той зале выпить и перекурить, здесь душевые, а вон там, если угодно, можно принять участие в большой оргии, здесь же уединяются по две-три пары… если так можно выразиться, конечно – «уединяются», – скорее учетверятся, ушестерятся, ха-ха.
Она скользила по дому, словно акула по гигантскому аквариуму. Пусть он был чересчур мал для нее изнутри, она так хорошо знала его, что не застревала нигде ни на секунду и могла выйти выход из любого тупичка. Я поглядел на плотную и чересчур большую на вкус Алисы – я уже видел, что она думает, по лицу, – задницу Анны-Марии, туго обтянутую джинсами, и еще раз удивился необыкновенному умению моей жены одеться подобающим образом. То и дело нам навстречу попадались люди. Разной степени кондиции, разного возраста. Полностью одетые, полураздетые, обнаженные. В доме для свинга была атмосфера праздника, который устроило сборище родителей, отправивших детей в летний лагерь. Да так оно, наверное, и было. Должно быть, няни города этим вечером сделали месячный заработок, подумал я, на фоне мягкого шума.
Слышались смех, стоны, шаркание ног, хлопание дверей, и всплески воды в бассейне.
…Изнутри дом был обычный молдавским многоэтажным дворцом: с хаотично переплетавшимися коридорами, непродуманными комнатами, странно спроектированными ванными. Из одной из них прямо на нас, – обернутая в полотенце и облачко пара, – вышла полноватая женщина лет сорока (значит, тридцать, не больше, подумал я, наученный опытом), и, извинившись, задела краем горячего плеча Алису. Мы начали краснеть: от жары, разумеется, так что мне вновь пришлось держать бокалы, и Алиса сняла свитер. Потом, правда, сжалилась, и подержала бокалы, чтобы раздеться смог и я.
Да раздевайтесь полностью,со смехом и одобрением сказала девушка, поглядывая на мою раскачанную грудь.
А вы почему не, сказал я, поняв по страдальчески вздернутым бровям Алисы, что снова чего-то не понял.
Я же встречаю людей, и если сделаю это с порога голой, они будут ошарашены,сказала, мило улыбаясь, девушка.
Они конечно, увидят,сказала она многозначительно.
Но разогревшись,сказала она.
Что же,сказал я.
Поступайте, как следует и пребудет с вами Бог,сказал я, они с Алисой улыбнулись, словно отмечали мою старательность.
Вы – хозяйка,сказал я.
Я горничная,сказала она.
Я понял вдруг, что она смотрит мне в глаза и уже довольно давно. Не стесняясь Алисы. Это было так… необычно. Я сглотнул. Девушка, чуть отведя правую руку с бокалом, – словно для удара, – левой притянула меня к себе, и поцеловала. Она была чуть выше, мне пришлось чуть поднять голову. Оставив меня, она развернулась и сделала тоже самое с Алисой, полностью искупив свою вину перед ней.
Еще встретимся,сказала она, выходя.
Голос у нее стал хриплым.
Я вдруг понял, что мы действительно ее взволновали.
***
Что это за девка там наяривает,сказал я.
Какая,спросил он.
В синем парике,сказал я.
Как у героини рекламного клипа про жевательную резинку,сказал он.
Именно,сказал я.
Кажется, ваша жена,сказал он.
Вероятно, вы имели в виду, ваша,сказал я.
Он глянул на меня мельком и я подумал о том, как мелочно выгляжу здесь, – на вечеринке для взрослых, – воспринимая краткую справочную информацию за попытку укола. Вот в чем главное отличие от обычных вечеринок, понял я, щурясь от яркого света огромной люстры, сиявшей под потолком тысячей маленьких Солнц. Это была уже просторная гостиная. Здесь никто никого не уязвляет. Попросту нет нужды. Ведь тут можно уязвить в самом прямом смысле. Расстегнуться, достать член, и вонзить. Нет необходимости сублимировать и скрывать желание трахнуть женщину колкими комплиментами в ее адрес, или пикировкой с ее мужем. Я поймал его взгляд, и понял, что он Знает, о чем я думаю.
Он спросил, не хочу ли я выпить, и когда я, – чувствуя себя оторвавшимся от берега, и поплывшим свободно, – уточнил, что однополая мужская любовь меня не интересует, успокоил меня. Он всего лишь это и имел в виду, выпить.
О, ну раз так,сказал я.
Вы, кстати, случайно не приятель горничной,сказал я.
Нет, я ее работодатель,сказал он.
Я владелец дома,сказал он, и представился.
Мы пошли – он впереди, в черных брюках со стрелкой, высокой талией и белой рубашке, словно киноактер Бандерас в фильме, где исполнял танго. И я, обнаженный, обернувшийся лишь полотенцем. Поблуждав по коридорам, наткнувшись несколько раз то на парочки, то на кучу обнаженных тел, мы вышли в просторную комнату, в окна которой был виден парк. По углу наклона я понял, что мы на самом верху.
Мансарда,кивнул он, разливая.
Комната была похожа то ли на клетушку старшеклассника, в которой тот рос под крышей, – обклеивая стены плакатами любимых групп, – и где родители оставляют все как есть, когда он перебирается в колледж, то ли на чердачок для пожилой родственницы. Крыша шла под скосом, мы сидели у окна, и потолок был над нами на расстоянии протянутой руки. Как ни странно, меня это успокоило.