Свита Мертвого бога
Шрифт:
– Так… Что еще учинил твой дядя?
Нисада ткнулась головой в колени.
– А догадайтесь с трех раз, почему я сегодня так рано!
Тай ничего на это не ответила, выжидая. Обычно Нисада вываливала свои домашние горести без всяких вопросов, но торопить ее не стоило.
Вот и сейчас Нисада, пару раз шмыгнув носом, подняла на друзей абсолютно сухие бешеные глаза.
– Он Марде в овес какой-то дряни подсыпал, тут уж ни к бабке, ни к дедке не ходи! Я на нее еще при жизни отца первый раз села, три с лишним года назад, и послушней лошади в целом свете не было! Я на ней барьеры брала! А тут выехали погулять – дядя и я с Танраем… насилу упросила этого мерзавца… как только до Заячьей балки доехали, так Марда и понесла. Да и то мне полбеды, я ведь привязанная, это ж не дикого жеребца укрощать, чтоб по земле катался с всадником или на дыбы вставал! Я бы
Нисада судорожным движением сдернула маску, и друзья увидели темные круги, залегшие под ее нездорово блестящими глазами. Берри подошел, встал с другой стороны кресла и прижал голову девушки к своему камзолу.
– В общем, влили они в меня маковый отвар да в кровать уложили, – закончила свой рассказ Нисада. – Говорят, дай-то Единый мне оправиться от потрясения к помолвке Калларды… Вот и оказалась в Замке на четыре часа раньше вас.
– Помолвка по-прежнему через три дня? – спросила Тай, тихонько гладя подругу по плечу.
– А кто ее перенесет? Не дядя же. И не мать, она против него слова никогда не вымолвит. А Лар… она же еще совсем ребенок, она до смерти замуж идти боится, да только дядюшка наш класть на это хотел.
– Действительно сукина кота сын. А свадьба когда?
– Сразу же после того, как Лар достигнет брачного возраста, то есть закровоточит во второй раз. Слава небесам, она пока даже в первый раз этого не делала, хоть ей и четырнадцать через три дня.
– А почему во второй? – недоуменно спросил Берри.
– Потому что моя маменька – хоть на это ее хватило! – сумела внушить своему паскудному братцу, что первый раз у женщины еще ничего не значит. У меня самой первый раз был в середине октября, где-то за полмесяца до тринадцатилетия, а второй – только в самом конце мая.
– Значит, в твоем распоряжении еще около полугода, – уточнила Тай.
– А что я смогу за эти полгода, сидя в комнате? Этот родственничек наш долбаный то и дело приговаривает – мол, делает он все это только ради защиты трех беспомощных женщин. Мол, не отнимись у меня ноги в раннем детстве, он не пожелал бы княжеству лучшей госпожи, а так я не то что правящей княгиней – женой князя быть не могу… – Нисаду аж передернуло. – Да ходи я днем, как в Замке – этих Веннановских отродий в доме моего отца и духу бы не было! Ни дядюшки, ни сыночка его недоделанного, за которого не то что Лар – никакая девушка в здравом уме не пойдет! Уж я бы им живенько показала, где у них чего! А так… разве что ты, Тай, из своего монастыря удерешь да отравишь их втихую.
И снова Тай ничего не ответила. Однако не будь Берри так поглощен утешением Нисады, он понял бы, что их предводительница что-то напряженно обдумывает.
В таком напряженном молчании прошло минут двадцать. Наконец Нисада потянулась, слезла с кресла и снова пристроила на лицо черную полумаску.
– Знаешь что, Берри… давай никуда сегодня не пойдем, а? Посидим в убежище, любовью позанимаемся, о всяких разностях поболтаем… Тебе ведь сегодня не надо работать на Элори, я права?
– Уже не надо, – кивнул тот. – Зеркала я восстановил, как мог, а большего ему не сделает никто – по крайней мере, из тех, кто остался сейчас.
– Вот и славно. Не тянет меня сегодня танцевать, да и ногу я ушибла, от Элори удирая.
– Как скажешь, так и будет, – Берри коснулся губами руки Нисады, тонкой полоски жемчужной кожи между кружевной перчаткой и рукавом пунцового платьица.
– Тогда, народ, я вас брошу, – Тай снова повернулась к зеркалу и занялась пристройкой на место непослушного локона. – Прическу доделаю и сразу же брошу. Ты, Нис, уже наприключалась сегодня, а мне тоже хочется. Равно как и потанцевать.
Оставив Нисаду и Берри в убежище, Тай и в самом деле направилась в бальный зал – вот только вовсе не за тем, чтобы «приключаться».
Как и следовало ожидать, тот, кто был ей нужен, отыскался не сразу – Тай три раза обошла зал по кругу, прежде чем обнаружила его у темных полированных колонн в глубине под галереей.
Высокий, стройный человек – именно человек, ибо ничто в нем не напоминало о нелюдском изяществе Элори или Тиндалла. Не гибкость – ломкость, угловатость, присущие большинству худощавых людей. Длинные пальцы с выпирающими суставами, не скрытые перчаткой, небрежно поигрывали концом пояса-цепочки. Впрочем, слово «длинный» шло не только к его пальцам, но и к нему самому в целом. Одежда его выглядела возмутительно ярко даже на фоне общей Замковой пестроты – изумрудно-зеленое с желто-красно-оранжевым узором из ромбов и зигзагов. Падающие на плечи темно-каштановые волосы были заплетены во множество тонких косичек, перевитых ало-золотой нитью и украшенных золотыми колокольчиками. По этим колокольчикам понимающий человек без труда мог угадать уроженца восточной Анатаормины – а Тай, хотя почти не знала дневного мира, имела основания считать себя понимающим человеком. Золотистая маска скрывала его лицо не полностью – нижний край, вырезанный полукругом, оставлял открытыми губы и подбородок, достаточно широкие прорези позволяли разглядеть карие насмешливые глаза – недобро насмешливые, как почему-то всегда казалось Тай. Кожа на руках и той части лица, которую не прятала маска, была кофейно-смуглой – еще один несомненный признак юго-восточного происхождения.
Женщина (или скорее девушка), опиравшаяся на его руку, выглядела как-то неожиданно невинно и скромно для Замка – голубое платье всего с тремя оборками, аккуратная прическа, украшенная белыми розами, простенькая кружевная маска… Однако вся эта скромность и невинность ничуть не помешали продравшейся сквозь толпу Тай бесцеремонно оттереть девушку плечом, чтобы дернуть за рукав ее спутника:
– Привет, Арзаль, есть разговор. И не для ушей, так что пошли либо в круг, либо куда подальше.
Высокий человек – он был почти на голову выше Тай, а ведь и ее никто не назвал бы низкой – неторопливо обернулся. В карих глазах полыхнул и угас яркий свет – на этот раз розовато-огненное свечение закатного неба.
– Канда, сердце мое, следующий танец я танцую с госпожой Тайах. Не скучай в мое отсутствие…
– Разумеется, теоретически это вполне мне под силу…
– Арзаль, – нервно перебила его Тай, – ты знаешь, что я практик, а не теоретик. Теорией ты будешь заниматься с Берри и Крейдом.
Сказать, что Тай терпеть не могла Арзаля, старейшего из оставшихся Ювелиров, было бы неправильно, однако общаться с ним казалось ей почти непереносимым. Причем чувство это являлось совершенно односторонним – сам Арзаль относился к ней скорее с теплой снисходительностью. Верно будет и то, что Тай прекрасно понимала – у ее неприязни нет никаких разумных причин, однако ничего с собой поделать не могла. Но сейчас у нее не оставалось выбора, ибо после исчезновения Тиндалла в Замке, помимо Берри, Нис и ее самой, осталось всего трое Ювелиров. При этом Крейд в последнее время стал редким гостем здешних лабиринтов, а Ланшен был вычеркнут из сообщества раз и навсегда – в глаза его звали не иначе как придворным шутом Элори, а за глаза еще хуже. Оставался Арзаль.
Тай раздражали не его чересчур броские одеяния, не подчеркнутая верность скромнице Канде и даже не то, что не одни Ювелиры, но и многие в свите Элори знали, кто таков этот человек в дневном мире. В свое время Тиндалл рассказал Тай, что на самом деле Арзалю уже за триста, что раньше он заведовал кафедрой демонологии в знаменитой магической школе Солетт, но полтора десятка лет назад ни с того ни с сего вышел в отставку и удалился в башню на одном из островков родной Анатаормины, где занялся созданием наиболее полной классификации водных, воздушных, лесных и иных прочих стихийных и магических существ.