Свита Мертвого бога
Шрифт:
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
в которой выясняется, что существование Тай мешает сразу нескольким влиятельным лицам
Лейтенант хотел сказать что-то грозное и многозначительное, но выдавил только два слова: «задолбали» и «застрелюсь».
– Мне очень не понравилось представление, которое ты устроил несколько дней назад.
Арзаль чуть наклонил голову, пряча усмешку, тихо звякнули колокольчики в волосах.
– Смею думать, мой господин, что это исключительно ваши проблемы. Никак
– Ты начал позволять себе слишком много, – голос Элори был так же ровно спокоен, как его неподвижная золотая маска.
За триста лет Арзаль изучил Повелителя Снов вдоль и поперек и знал, что чувство, скрываемое за этим спокойствием, вряд ли можно назвать гневом. Если гнев и был, то сразу же после случившегося, но с тех пор минуло уже пять ночей, в течение которых Арзалю было не до Замка. Лишь сегодня, уснув в каюте корабля, идущего с Лайне-лири на Итанку, солеттский маг смог выбраться сюда – и сразу же был приглашен в зимний сад для разговора…
– А что, пламя на алтаре уже погасло, раз я стал подотчетен вам, повелитель? – только и сказал он.
– Ты знаешь не хуже меня, что пламя не погаснет, пока жив хоть один из вас, – Элори отвернулся, делая вид, что разглядывает изящно и причудливо вырезанный лист монстерыплакальщицы.
– Тогда, мой господин, потрудитесь объяснить, чем именно вызвано ваше неудовольствие. То, что я причинил боль этой маленькой мерзавке Урано – наше с нею внутреннее дело, которое лишь по стечению обстоятельств пришлось решать в Замке…
– Урано – пыль под ногами, – отмахнулся Элори. – Меня волнует совершенно другое. А именно – то, что это действо было устроено по приказу Тайах.
Арзаль рассмеялся:
– Во-первых, не по приказу, а по просьбе. Во-вторых, у меня в этом деле был свой собственный интерес. И в-третьих… я всегда считал, что паранойя как-то больше к лицу Владыкам Порядка. Неужели вы до сих пор не поняли, что Тай абсолютно не интересуется властью? Даже после того, как целый год продержали ее при себе?
– Она была любовницей Тысячеликого! – отрезал Элори. – Она унаследовала его свиту и убежище, и кому, как не ей, попытаться собрать Ювелиров вокруг себя…
– И что с того? – удивился Арзаль. – Даже если бы она действительно этого хотела, всех ей не собрать никогда. Слишком уж мы разные.
– Двое всегда были при ней. А теперь и ты готов выполнять ее… просьбы, и это при том, что ты способен сделать с ней все, а она с тобой, по идее – ничего!
– Скажем так: я могу сделать с Тайах несколько больше, чем она со мной, – уточнил Арзаль. – Девочка она одаренная, и ей под силу управиться очень и очень со многими, но я сильнее хотя бы из-за того, что в десять раз старше и во столько же раз опытнее. Именно потому я вообще ввязался в это дело – Тай оказалась превосходным орудием для моих целей. Кстати, их пресловутое убежище я тоже видел – всего лишь две комнаты, куда никто не может войти без их разрешения, одна обита красным, другая зеленым… Я в их годы, кстати, тоже не любил решать свои проблемы в домах свиданий – ужасно бесила мысль, что до нас в этой комнате бывали сотни и сотни будут после нас. Тоже мне, крамола – свой угол для занятий любовью…
– Да при чем тут любовь! – Элори даже вскочил со скамьи, на которой сидел. – Убежище – это место, где они совершенно мне неподконтрольны! Один Мертвый бог знает, о чем они там секретничают…
– Они тоже его жрецы, – усмешка сбежала с лица Арзаля. – А значит, имеют право и на это.
Неожиданно глаза его полыхнули закатом.
– Сколько я с вами знаком, мой господин, столько вы боитесь нас – тех, над кем не имеет власти ни один из живых богов. Даже несмотря на то, что за все эти века никто из нас не сделал и попытки отобрать у вас Замок – хотя, если совсем начистоту, вы давно уже прямо-таки напрашиваетесь на такую попытку. Мало вам подхалимства Ланшена, мало нашей с Крейдом лояльности – стоило исчезнуть Тысячеликому, как вы тут же прибрали к рукам Тайах. А когда та всего лишь не пожелала последовать примеру Ланшена, объявили ее чуть ли не заговорщицей… И все-таки к алтарю ее отвели именно вы. И любого из нас отводили именно вы. А ведь от нас так просто избавиться – всего лишь не посвящать новых, все мы смертны, а с уходом последнего из нас не станет и самого алтаря… Значит ли это, что мы зачем-то нужны вам… даже больше, чем вы нам, повелитель?
Ответом Арзалю было молчание. Элори сорвал с монстеры лист и теперь один за другим обрывал его зубцы.
– Но все-таки ваша боязнь Тайах – это уже что-то совсем за рамками разумного. Тысячеликий, не отрицаю, был сильнейшим из нас, но его любовница и даже наследница – не он сам.
– Ты тоже знаешь не все, маг, – вот теперь в голосе Элори действительно проступил гнев. – Если уж на то пошло, поход Тайах – точнее, Тайбэллин – к алтарю был пустой формальностью. Тысячеликий и без меня сделал с нею все, что мог, а мог он многое.
– Однако почему-то его самого вы и вполовину так не боялись, мой господин, – снова усмехнулся Арзаль. – Кстати, у меня сложилось впечатление, что Тайах вообще ничего не знает про Мертвого бога. Тысячеликий не дал себе труда что-то ей объяснить – это понятно, для него она была всего-навсего мрамором, из коего он высекал шедевр. Но и вы, повелитель, готов спорить на Канду, тоже не вдавались в подробности, стоя с нею у алтаря… Или и в самом деле есть что-то, чего я не знаю, потому что мне не положено?
– А ты в этом сомневался, заклинатель демонов?
– Да нет вроде бы, – пожал плечами Арзаль. – Просто в таком случае непонятно, зачем вы затеяли этот разговор и вообще вызвали меня в зимний сад.
– Ты прав, – кивнул Элори. – Во всем, кроме одного – ты переоценил мою потребность в вашем обществе. И поэтому с сегодняшнего дня новых Ювелиров не будет. Тайбэллин Неролики и Нисада Лорш были последними.
Шаги старейшего из Ювелиров давно замерли вдалеке, а Повелитель Снов все так же сидел на серебристой скамье под монстерой, неподвижно глядя в никуда сквозь прорези золотой маски. Именно здесь, в зимнем саду, все и посыпалось два с половиной года тому назад…
Хотя нет, сыпаться все начало намного раньше – еще тогда, когда он явился ей в облике долгоживущего, зная, что против этого ей заведомо не устоять. Почему, почему он тогда решил, что достаточно будет привязать ее через близость, а потом соблазнить вседозволенностью?
Наверное, потому, что уже долгие столетия не встречал воли, способной противиться его чарам. Обычно волевой человек стремится властвовать не столько собой, сколько другими – и тем проще бывает прибрать его к рукам. Но такая мощь обороны при полном отсутствии нападения… В это невозможно было поверить, и он не верил довольно долго – все ждал, когда же она проявит себя во всей красе.