Свитки Мертвого моря
Шрифт:
И пока британские археологи в Египте и Палестине, образно говоря, шли по стопам Шлимана, немецкие ученые быстро усорешенствовали и уточнили его метод. Немецкая археология стремилась к тому, чтобы достичь в реальности того, что совершил Флобер в своем «Саламбо», – воссоздать, вплоть до самых мельчайших деталей, дух и атмосферу той далекой эпохи, артефакты и документы которой они изучали. Вряд ли стоит говорить, что это был медленный, порой мучительно трудный процесс, требующий внимания и неиссякающего терпения. В него входили не только собственно раскопки монументальных сооружений и поиски сокровищ. Он включал в себя также раскопки и реконструкцию административных, торговых, деловых и жилых построек. Используя эту методику, Роберт Колдуэй в 1899–1913 гг. провел успешные раскопки развалин Древнего Вавилона. Благодаря его трудам была воссоздана достоверная и широкомасштабная картина культуры, которую прежде в самых разных контекстах единодушно именовали «исчезнувшей цивилизацией».
Крупнейшие археологические находки XIX в. в значительной мере были обязаны критическому изучению Шлиманом гомеровского эпоса, его методичной настойчивости и умению отделять реальные факты от вымыслов.
Ренан, родившийся в 1823 г., избрал карьеру священника, поступив в богословскую семинарию Сен-Сюль-пис. Однако в 1845 г. он отказался от своего первоначального намерения, увлекшись изучением трудов немецких библеистов, которые ставили под сомнение буквальный смысл христианского вероучения. В I860 г. Ренан отправился в длительную археологическую экспедицию в Палестину и Сирию. Три года спустя он опубликовал свою знаменитую (и еще более скандальную) книгу «Жизнь Иисуса», в том же году переведенную на английский. В своей книге Ренан предпринял попытку сорвать с христианства ореол мистической тайны. В его изображении Иисус представал «совершенным человеком», но все же человеком: смертным созданием, а не неким богоподобным персонажем. Ренан сформулировал в книге своего рода иерархию ценностей, которую сегодня можно назвать «секулярным гуманизмом». В результате «Жизнь Иисуса» вызвала один из самых резких переворотов в развитии общественной мысли XIX в. Она прочно вошла в первые полдюжины самых известных бестселлеров XIX в., и с тех пор не прекращается публикация ее переизданий на разных языках. Для представителей «образованных классов» имя Ренана сделалось столь же привычным, как для нас – имена Фрейда или Юнга, а в эпоху до появления телевидения его книга читалась куда более широко, чем в наши дни. «Жизнь Иисуса» одним ударом опрокинула прежние представления о библеистике, так что последняя стала восприниматься как нечто не заслуживающее особого уважения. На протяжении последующих тридцати лет своей жизни после выхода в свет «Жизни Иисуса» Ренан оставался незаживающей занозой для римско-католической церкви. Он выпустил книги об апостолах, об апостоле Павле и раннем христианстве, которое рассматривал в контексте истории и культуры Рима эпохи империи. Он стал автором двух поистине эпических серий работ: «История зарождения христианства» (1863–1883) и «История израильского народа» (1887–1893). Не будет преувеличением сказать, что Ренан выпустил из бутылки такого джинна, которого христианству с тех пор так и не удалось поймать или хотя бы приручить.
В то же самое время Рим подвергся неожиданной атаке на совершенно ином фронте. За четыре года до появления «Жизни Иисуса» Чарльз Дарвин опубликовал свой знаменитый труд – «О происхождении видов», за которым последовала другая книга – «Происхождение человека», выдержанная в духе богословских штудий, в которой автор брал под сомнение свидетельства Священного Писания о сотворении человека. После выхода книг Дарвина настал великий век английского агностицизма, крупнейшими представителями которого явились Томас Гексли и Герберт Спенсер. Такие влиятельные и широко читаемые философы, как, например, Шопенгауэр и в особенности Ницше, также бросали все новые и новые вызовы основополагающим этическим и богословским постулатам христианства. Согласно модной тогда доктрине «l'art pour Tart» [49] искусство воспринималась как некая самодостаточная квазирелигия, имеющая право вторгаться на ту священную территорию, от притязаний на которую официальная религия отказалась. Храмом нового культа и новой веры сделался Байрейт, и образованные европейцы считали для себя вполне допустимым быть «вагнерианцами», как прежде – быть христианами.
49
L'artpourl 'art (франц.)– искусство для искусства (прим. перев.).
Римско-католическая церковь подверглась и мощному политическому нажиму. В 1870–1872 гг. Пруссия одержала победу в войне с Францией, и образование новой Германской империи впервые в современной истории создало в Европе мощную военную силу, никак не связанную с римо-католичеством. Империя эта была христианской, но лишь в такой мере, в какой можно считать христианством лютеранство. Что же касается лютеранской церкви, то при всех ее благих намерениях она мало чем отличалась от прислужницы военного министерства. И, что представляется наиболее прискорбным эпизодом, партизанская армия под предводительством Джузеппе Гарибальди, завершившая к 1870 г. объединение Италии, захватила Рим, национализировала Папскую область и все прочие территориальные владения церкви, сведя тем самым римско-католическую церковь к положению чисто номинальной несекулярной власти.
Подвергшись нападкам со стороны науки, философии, искусства и секулярных политических сил, Рим пережил самое мощное потрясение за последние три с половиной века со времени лютеранской реформации. И – отреагировал на это целой серией отчаянных оборонительных жестов. Римская курия попыталась – и, как оказалось, тщетно – установить политический союз со всеми католическими (или хотя бы номинально католическими) силами, такими, как империя Габсбургов. 18 июля 1870 г., после голосования на Первом Ватиканском соборе папа римский Пий IX, которого Меттерних [50] охарактеризовал как человека «с добрым сердцем, слабого головой и страдающего недостатком здравого смысла», провозгласил догмат о папской непогрешимости. [51] Чтобы противостоять нападкам со стороны писаний того же Ренана и германской школы библеистики, церковь начала готовить собственные кадры ортодоксальных
50
Меттерних– крупнейший политический деятель Европы середины XIX в., долгие годы занимавший посты министра иностранных дел и премьер-министра Австро-Венгерской империи (прим. перев.).
51
Догмат о непогрешимости– учение об абсолютной непогрешимости вероучительных постулатов, провозглашаемых папой римским ex cathedra. Догмат декларировал не личную безгрешность папы, что было бы явной ересью, а его непогрешимость как верховного выразителя взглядов католической церкви. Принятие этого догмата вызвало бурю насмешек И протестов. Некоторые сторонники догмата в пылу полемики договаривались до того, что утверждали, что если какие-либо вероучитель-ные решения папы будут идти вразрез с учением Евангелий и Нового Завета, то приоритет следует отдавать именно мнению папы, а не Новому Завету. «Оле гордыни и безумия человеческого!» – как говорили в подобных случаях православные старцы Святой горы Афон (прим. перев.).
Для более детального ознакомления с частными и политическими махинациями, кроющимися за принятием этого догмата, см. книгу Hasler «Как папа стал безгрешным».
Модернисты первоначально намеревались использовать точность и скрупулезность германской методологии не для критического анализа Священного Писания, а, наоборот, для его защиты. Целое поколение ученых-клерикалов было тщательно вымуштровано для роли своего рода академической ударной гвардии церкви, передового корпуса, созданного для отстаивания правоты буквального прочтения Священного Писания вопреки всем нападкам представителей критической библеистики. Однако, к вящему неудовольству и краху Римской курии, эта программа провалилась. Чем больше одряхлевшая доктрина пыталась опереться на плечи молодых клириков, способных, как она полагала, защищать ее интересы на полемической арене, тем большее число этих клириков дезертировали из рядов армии, за которую они должны были сражаться. Критический анализ Библии выявил в ней множество неувязок, несоответствий и прямых противоречий, которые решительно шли вразрез с догматами Рима. И модернисты, осознав это, очень скоро начали брать под сомнение те самые постулаты, которые они были призваны защищать.
Так, например, один из наиболее видных и авторитетных модернистов, Альфред Луази, публично выражал недоумение, как можно отстаивать справедливость многих догматов церкви в свете новейших открытий в области библейской истории и археологии. «Иисус проповедовал пришествие Царства, – заявлял Луази, – но вместо этого пришла Церковь». Луази утверждал, что многие аспекты церковной догматики выкристаллизовались в качестве исторически обусловленных реакций на конкретные события, и произошло это в конкретном месте и в конкретную эпоху. Следовательно, их надлежит рассматривать не как вечные и неизменные истины, а в лучшем случае как символы. По мнению Луази, такие основополагающие постулаты христианского вероучения, как догмат о непорочном зачатии и Божественной природе Иисуса Христа, более не являются актуальными.
Рим, разыгрывая из себя этакого Франкенштейна, создал в своей лаборатории некоего монстра. В 1903 г., незадолго до своей кончины, папа римский Лев XIII образовал Библейскую комиссию, которой было поручено наблюдение и контроль над публикациями католических богословов. Несколько позже в том же году преемник Льва XIII, папа Пий X, своим рескриптом внес труды Луази в список запрещенных книг, утверждаемый инквизицией. А в 1904 г. новый папа издал две энциклики против любых ученых, которые высказывают сомнения в официальной версии возникновения раннего христианства. Все католические ученые, подозреваемые в «модернистских взглядах», незамедлительно лишились своих постов.
Однако модернисты эти, легко понять, представлявшие собой наиболее образованный, эрудированный и дееспособный отряд в католической церкви, без промедления бросились в бой и перешли в контрнаступление. Их поддерживали выдающиеся мыслители и крупнейшие деятели культуры и искусства. В Италии одним из таких деятелей был Антонио Фогаццаро. В 1866 г. Фогаццаро занял пост сенатора. Наряду с этим он считался «ведущим католическим юристом своего времени», а по мнению многих, был крупнейшим беллетристом Италии со времен Манцони. В своей книге «Святой» Фогаццаро писал: «Католическая церковь, именующая себя источником истины, сегодня всячески противится поискам истины, как только объектом исследования становятся ее основополагающие постулаты, священные книги, формулировки ее догматов и, наконец, папская непогрешимость. На наш взгляд, это означает, что она более не является носителем истины».
Легко понять, что книга Фогаццаро вскоре оказалась в том же списке запрещенных книг. Между тем кампания церкви против движения модернистов усиливалась и набирала обороты. В июле 1907 г. Святая палата опубликовала указ, предающий проклятию попытки модернистов поставить под вопрос истинность церковного догматического вероучения, авторитет папы и историческую достоверность библейских текстов. А менее чем два месяца спустя, в сентябре, модернизм был официально провозглашен ересью, и на все движение был наложен формальный запрет. Вследствие этого число вновь изданных книг, входящих в пресловутый Список, быстро и многократно возросло. Была учреждена новая, гораздо более строгая цензура. Католические эмиссары следили за соблюдением буквы догматического вероучения со скрупулезностью, неведомой со времен Средневековья. Наконец, в 19Ю г. был издан указ, требовавший, чтобы все католики, занятые научной или преподавательской деятельностью, приносили клятву, что они отвергают «все ошибки и заблуждения модернизма». Студентам семинарий и богословских колледжей было даже запрещено читать газеты.