Свобода. Храбрость быть собой
Шрифт:
Его ответ безмерно важен для вас. Он сказал: «Я никогда не читаю писаний, фактически, я их избегаю, потому что у меня есть собственный опыт трансцендентного, и я не хочу, чтобы слова других смешивались с моим оригинальным, подлинным, индивидуальным опытом. Я хочу поднести Богу в точности собственное сердцебиение. Другие, может быть, знали — безусловно, другие знали, — но их знание не может быть моим знанием. Только мой собственный опыт может меня удовлетворить, может осуществить мои поиски, может дать мне доверие к существованию. Я не хочу быть верующим».
Эти слова нужно помнить. «Я не хочу быть верующим; я хочу знать. Я не хочу быть знающим; я хочу быть настолько невинным, чтобы существование открыло мне свои тайны. Я не хочу, чтобы мне поклонялись как святому».
Он сказал: «У меня есть лишь одно желание — чтобы меня помнили как певца песен, как поэта, который преподнес весь свой потенциал, все цветы своего существа неизвестной божественности существования. Я не хочу, чтобы мне поклонялись; я считаю это унижением… уродливым, бесчеловечным и совершенно далеким от реальности. Каждый человек содержит Бога; каждое облако, каждое дерево, каждый океан полон божественности; так кто кому должен поклоняться?»
Рабиндранат никогда не ходил ни в какой храм, никогда не поклонялся никакому Богу, никогда не был, в традиционном смысле, святым. Но для меня он — один из величайших святых, которых только знал мир. Его святость выражается в каждом его слове.
Путы крепки, но мое сердце болит, когда я пытаюсь их порвать. Свобода — вот все, что я хочу, но надеяться на нее мне стыдно.
Он говорит что-то не только о себе, но обо всем человеческом сознании. Такие люди не говорят о себе; они говорят о самом сердце человечества.
Путы крепки… Преграды велики. Цепи, удерживающие меня от свободы… я стал слишком привязанным к ним. Они больше для меня не цепи; они стали украшениями. Они сделаны из золота, они драгоценны. Но мое сердце болит, потому что, с одной стороны, я хочу свободы, а с другой стороны, я не могу разорвать эти цепи, не дающие мне быть свободным. Эти цепи, эти привязанности, эти отношения стали моей жизнью. Я не могу вообразить себя без моей возлюбленной, без моих друзей. Я не могу вообразить себя в абсолютном одиночестве, в глубоком молчании. Мои песни также стали моими оковами, и мое сердце болит, когда я пытаюсь их порвать. Свобода — вот все, чего я хочу…
Это ситуация каждого человеческого существа. Трудно найти человека, сердце которого не хочет летать, как птица в небе, человека, который не хотел бы достичь самых дальних звезд, но который не знал бы также своей глубокой привязанности к земле. Расщепленность человека состоит в том, что он привязан к своему тюремному заключению, но его глубочайшая жажда — жажда свободы. Он разделен вопреки самому себе.
Вот что создает душевную величайшую боль, тревогу. Вы не можете покинуть мир, который заковывает вас в цепи; вы не можете оставить тех, кто стал вашими преградами в жизни, потому что они также — и ваша привязанность, ваша радость. Они также — и некое питание для вашей гордости. Вы не можете оставить их, не можете забыть, что не принадлежите этому миру. Вы не помните, что ваш дом, должно быть, где-то в другом месте, потому что в снах вы всегда летаете, летите в дальние места.
Свобода — вот все, что я хочу, но надеяться на нее мне стыдно. Почему человеку должно быть стыдно надеяться на свободу? — потому что никто вам не мешает. Вы можете быть свободными в это самое мгновение. Но эти привязанности… они стали в вас очень глубокими; они почти стали самим вашим существованием. Может быть, они приносят вам страдания, но они также приносят и мгновения счастья. Может быть, они заковывают вам ноги в колодки, но они также дают вам и мгновения танца.
Это очень странная ситуация, с которой приходится столкнуться каждому разумному человеческому существу: мы укоренены в земле, но хотим крыльев, чтобы летать в небе. Мы не можем выкорчевать себя, потому что земля — наше питание, наша пища. И мы не можем перестать мечтать о крыльях, потому что они — наш дух, они — сама наша душа, то, что делает нас человеческими
Ни одно животное не испытывает душевной боли; все животные полностью удовлетворены тем, кто они такие. Человек — единственное животное, которое по своей сути неудовлетворенно; отсюда это чувство стыда — потому что он знает: «Я могу быть свободным».
Я всегда любил одну древнюю историю. Человек, великий человек, борец за свободу, путешествовал в горах. Он остановился на ночь в караван-сарае. Он был поражен тем, что в этом караван-сарае жил в золотой клетке красивый попугай, постоянно повторявший: «Свободу! Свободу!» И место было такое, что, когда попугай повторял: «Свободу!», это слово разносилось эхом по долинам, по горам.
Этот человек подумал: «Я видел много попугаев и всегда думал, что, наверное, они хотят свободы от этих клеток… но я никогда не видел такого попугая, который бы требовал свободы целый день, с утра и до самого вечера». У него возникла мысль. Среди ночи он встал и открыл дверь клетки. Хозяин спал, и он сказал попугаю… прошептал:
— Выйди из клетки.
И был очень удивлен тем. что попугай стал цепляться за прутья клетки. Человек снова и снова говорил ему:
— Разве ты забыл о свободе? Просто выйди! Дверь открыта. и твой хозяин крепко спит; никто никогда не узнает. Просто лети в небо; все небо — твое.
Но попугай цеплялся так крепко, так сильно, что этот человек спросил:
— Что с тобой? Ты что, сумасшедший?
Он попытался вытащить попугая руками, но попугай стал клевать его, в то же самое время продолжая кричать:
— Свободу! Свободу!
Эхо вновь и вновь катилось по ночным долинам. Но этот человек тоже был упрям; и он был борец за свободу. Он вытащил попугая и бросил его в небо; и он испытывал большое удовлетворение, хотя у него были ранены руки. Попугай сопротивлялся изо всех сил. но этот человек был бесконечно удовлетворен тем, что сделал попугая свободным. Он уснул.
Утром, когда этот человек встал, он услышал, что попугай кричит:
— Свободу! Свободу!
Он подумал, что попугай, должно быть, сидит на ветке дерева или на камне. Но когда он вышел, попугай сидел в клетке. Дверь была открыта.
Я люблю эту историю, потому что она очень верна. Вам хотелось бы быть свободными, но клетка дает определенную защищенность, безопасность. В клетке попугаю не нужно беспокоиться о еде, не нужно беспокоиться о врагах, не нужно беспокоиться вообще ни о чем на свете. Она уютная, она золотая. Ни один другой попугай не живет в такой ценной клетке.
Ваша власть, ваши богатства, ваш престиж — все это ваши клетки. Ваша душа хочет быть свободной, но свобода опасна. Свобода ни от чего не застрахована. В свободе нет никакой защищенности, никакой безопасности.
Свобода означает: идти по лезвию бритвы — в каждое мгновение подвергаться опасности, с трудом прокладывая себе дорогу. Каждое мгновение — вызов, брошенный неизвестным. Иногда слишком жарко, иногда слишком холодно — и никого нет, чтобы о вас позаботиться. В клетке хозяин нес за вас ответственность. Когда было холодно, он накрывал клетку одеялом; он приносил вентилятор, когда становилось слишком жарко.
Свобода означает безмерную ответственность; вы — одни и одиноки.
Рабиндранат прав: свобода — вот все, что я хочу, но надеяться на нее мне стыдно — потому что дело не в том, чтобы надеяться; дело в том, чтобы рискнуть.
Я уверен, что бесценное богатство — в тебе, и ты — мой лучший друг. Но мне не хватает духу отмести прочь мишуру, наполняющую мою комнату.
В мире свободы, в опыте свободы — вы уверены — бесценное богатство. Но эта уверенность также и проекция вашего желания, вашей жажды — как вы можете быть уверены? Вам хотелось бы быть уверенными. Вы знаете, что в вас есть эта жажда свободы. Эта жажда не может быть жаждой тщетной свободы; должно быть, это нечто богатое, нечто бесценное. Вы создаете уверенность, чтобы набраться храбрости для прыжка в неизвестное.