Свободная любовь. Очарование греха
Шрифт:
На следующее утро господин Корвинус просил у Вандерера «аудиенции», в которой выразил ему свои затруднения по поводу того, под каким именем прописать Ренату.
Возвратившись в комнату, где с тревогой ждала его любимая, он рассказал ей, зачем вызывал его господин Корвинус. Потом Анзельм подошел к Ренате, взял ее за руку и серьезно сказал:
— Дорогая, любимая, пора нам наконец поговорить откровенно. Поверь, в наших душах все останется как и было, но внешне нам не следует пренебрегать законами общества. И после свадьбы я все так же буду носить тебя на руках, отстранять от тебя малейшую заботу. Нам даже нет надобности идти к пастору. Я хочу только, чтобы мы смело могли смотреть в глаза обществу… Но что же с тобой, Рената? Я, право, не понимаю тебя.
Рената встала. Смотря в стену, мимо него, она твердо ответила:
— Нет!
Кто знает, быть может, еще вчера слова его нашли бы отклик в душе Ренаты и она, отказавшись от своих прежних мечтаний, дала бы свое согласие.
Удивленный ее суровым отказом,
Рената опустила голову и старалась верить ему. Когда Анзельм спросил, любит ли она его еще, она со вздохом прижалась к его плечу и ответила:
— Да.
И, стараясь убедить в этом саму себя, она в приливе откровенности рассказала ему о том, что произошло между нею и Грауманом на вилле. Она говорила таким тоном, как будто извинялась за Граумана. Когда она закончила, Анзельм долго ходил молча по комнате. Рассказ, по-видимому, произвел на него сильное впечатление, по крайней мере в первую минуту. Но так как все обошлось хорошо, то он задумался, какие чувства выразить по этому поводу, и переменил мрачно-задумчивое выражение своего лица на гневное. Рената робко наблюдала за ним и, когда Вандерер проходил мимо, с мольбою взяла его за руку. Он не выдержал роли, улыбнулся и поцеловал ее. Но этого Рената не ожидала. Когда он приблизил к ней свое лицо, она заглянула ему в глаза и увидела в них образ Эльвины.
Вандерер, всегда чувствовавший малейшую перемену в ее настроении, подумал, не следует ли ему сказать ей что-нибудь ободряющее, но ничего не приходило ему в голову. И он сказал, что редактор той газеты, где у него есть знакомства, приходил вместе со Стиве повидаться с ним и принял его очерк. Рената выразила мало участия к этому сообщению, и он пожалел, зачем солгал.
5
Вскоре город начал удручающе действовать на Ренату. У нее появилась какая-то болезненная чувствительность к суете и шуму, которой раньше она не замечала. Пристальные взгляды мужчин оскорбляли ее; когда кто-нибудь долго шел позади нее, Рената испытывала щемящий душу страх, ускоряла шаги и приходила домой, едва переводя дыхание, бледная от волнения. Особенно ужасное впечатление произвел на нее один случай, долго потом не выходивший из головы.
Однажды в сумерках она гуляла одна близ дворцового парка. Пришла оттепель, и на площади было грязно. Приподняв платье, она осторожно переходила через площадь, больше смотря себе под ноги, чем на проезжающие экипажи. Вдруг показалась элегантная коляска, и так как несколько экипажей, двигавшихся мимо дворца, загораживали ей путь, то кучер придержал лошадей. Рената машинально взглянула в лицо кучеру и вздрогнула. В коляске сидел герцог. Он смотрел на Ренату, будто заранее подготовленный к этой встрече, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Ужаснее всего был для Ренаты взгляд безграничного презрения, который он устремил на нее. Эта сцена продолжалась всего лишь несколько секунд. Рената стояла не двигаясь и растерянно смотрела вслед коляске. Вдруг чья-то сильная рука дернула ее назад, так что она пошатнулась, и в эту минуту другая коляска проехала перед самыми ее глазами. Испуганно оглянувшись, она увидала мужчину, лицо которого показалось ей знакомым. Это был Гудштикер, буквально выдернувший ее из-под колес экипажа и все еще крепко державший девушку за руку. Сначала Рената не узнала его, он же вспомнил ее моментально; у писателя была замечательная память на лица, о чем он незамедлительно сообщил ей. Рената подала ему руку, быстро и смущенно поблагодарила и поспешила уйти. Рука все еще болела, так сильно Гуд-штикер ее схватил. Она быстро шла, опустив глаза, до тех пор, пока не стемнело; ей казалось, что ее преследуют любопытные взоры прохожих, бывших свидетелями сцены с Гудштикером.
Популярный очерк Вандерера был с вежливой запиской возвращен назад. Рената не знала об этом. В то же время он получил известие, что имение на Боденском озере продано и что вырученных средств едва хватило на покрытие долгов. Это было большим разочарованием для Анзельма, надеявшегося получить хоть сколько-нибудь денег. Он скрыл это от Ренаты и даже намеренно обманывал ее относительно своего положения; это было неблагоразумно, и вскоре он был за это наказан. Когда несколько дней спустя Рената случайно нашла одно из писем, имевших отношение к продаже имения, она была охвачена опасениями, от которых у нее закружилась голова. Сухие, деловые фразы нарисовали перед ее мысленным взором нечто непоправимое, угрожающее своими последствиями, и ей показалось, что теперь многое прояснилось. Долго думала она над тем, почему Анзельм в таких важных обстоятельствах не сказал ей правды. Но и на этот раз, как и прежде, она не решилась заговорить об этом с Вандерером, когда тот вернулся домой. Он заметил, что что-то случилось, потому что Рената выглядела рассеянной, даже смущенной.
Вандерер непринужденно заявлял, что им бояться нечего, что у него есть достаточно других способов заработать. Он даже взял напрокат рояль, чтобы у нее было меньше времени предаваться мрачным думам; завтра его привезут. Рената улыбнулась и посмотрела на него повеселевшими глазами. Ангелус радостно замахал хвостом, как будто дурное настроение Ренаты удручало и его. Собака питала необыкновенную привязанность к Ренате.
На самом же деле у Вандерера не было ровно никаких «других способов». Его страсть и стремление избавить Ренату от забот заставляли его считать действительными вещи, которые были лишь желаемыми. Возможно, он надеялся на помощь друзей — один Бог знает, что он себе насочинял. Его живое воображение заставляло его и в темноте видеть скрывшееся уже солнце. Так обманывал он и себя, и Ренату.
Привезенный на другой день рояль не заслужил одобрения Ренаты:
— Старая шарманка, — пошутила она и в доказательство пробарабанила на нем уличный мотив. Действительно, звуки были тусклы и фальшивы. С грустью вспомнила она превосходный рояль в родительском доме и больше почти не подходила к инструменту.
Вандерер часто приносил какие-нибудь пустяки в подарок Ренате. Эта истерическая склонность делать презенты стала чем-то новым. Большею частью это были всякие пустяки: какой-нибудь платочек, изящная почтовая бумага, которая была ей ни на что не нужна, или лакомства. Ренату мучили эти подарки, требовавшие благодарности, которой она не чувствовала.
Вечера Анзельм проводил обыкновенно в кафе, в компании Герца, Уибелейзена и Ксиландера, с которыми очень подружился. Он чувствовал себя хорошо в атмосфере кажущейся свободы, непринужденности, порою легкомысленного, порою меланхолического остроумия. В этой обстановке, среди неудачников, смеявшихся над своими былыми надеждами, он забывал свои заботы, чувствовал себя независимым и даже сильным. Он сошелся с Гудштикером, был очарован его обращением и в восторженных выражениях описывал Ренате это общение. Таким образом, Вандерер все больше втягивался в водоворот бульварной жизни, из которого почти нет возврата к усидчивому, систематическому труду. Чтобы пополнить свои ресурсы, он начал понемногу продавать наиболее ценные вещи. Наряду с этим его все возраставшая любовь к Ренате, не давала покоя, потому что он не чувствовал с ее стороны ответной страсти. Когда им случалось пробыть несколько часов вместе, какие-то таинственные причины приводили Ренату в дурное настроение. Она сама не могла себе дать в этом отчета. Иногда ее раздражала самоуверенность суждений Анзельма, иногда его удрученный вид, всегда указывавший, что он что-то скрывает от нее. В свою очередь, Вандерер, вместо того, чтобы не обращать на это внимания, бледнел, печально смотрел на любимую и чувствовал себя оскорбленным. Их ласки становились все более редкими и почти формальными. О том, что однажды Рената воспылает страстью, Анзельм перестал даже мечтать. Вандерер все чаще начал перелистывать потертые записные книжки, останавливаясь взглядом на именах старых подружек, и в глазах его появлялось сожаление об утраченных беспечных деньках.
6
Жизнь супругов Корвинус напоминала трагикомический фарс. Часто по ночам Рената слышала их ссоры, в которых фрау Клотильда обыкновенно одерживала верх. Она в совершенстве владела искусством выводить из себя людей. Словесное сражение кончалось обыкновенно дракой, после чего фрау Клотильда истерически рыдала и грозила вызвать полицию. Но вскоре все затихало, и через несколько часов можно было видеть у окна нежно целующихся супругов. Встречаясь с Ренатой, господин Корвинус необыкновенно почтительно кланялся ей, и его багрово-красное лицо делалось торжественно-благоговейным. Потом он останавливался и смотрел ей вслед глазами опытного торговца, оценивающего товар. Однажды Рената заметила этот взгляд, и дрожь ужаса пробежала по ней. Этот господин был замешан в далеко не чистых делах, как узнала Рената из откровенных рассказов фрау Клотильды, не скрывавшей от нее ни своих любовных приключений, ни супружеских конфликтов. Фрау Клотильда была не чужда сентиментальности и любила бульварные романы, которыми снабжала и Ренату. Но однажды она принесла ей новый роман Гудштикера «Конец Вероники». Вероника, девушка из порядочной семьи, теряет своего первого избранника, хватается за руку второго, потом, полная усталости и стыда, берет третьего, и в конце концов с отвращением отдается всем. Роман был немного затянут и зануден, но в целом производил впечатление, и тень Вероники преследовала Ренату. Ей очень хотелось поговорить об этой книге с самим Гуд-штикером, хотя она и не знала, зачем ей это нужно. Фрау Корвинус находила историю Вероники бездарной.