Свободное падение
Шрифт:
Дрейк пересек Великую Равнину пешком и меньше чем за два дня добрался до Вагонетной станции. Там он забрался в один из пустых вагонов в середине поезда. Долго ждать отправления не пришлось — несколько бойцов стигийской Дивизии сели в тормозной вагон, и поезд тронулся. Дрейк держал наготове винтовку Граничника, ожидая, что поезд обойдут с проверкой, но в его вагоне так никто и не появился. Для солдат Дивизии такая небрежность была необычной.
Когда поезд прибыл на станцию в Колонии, Дрейк обнаружил, что ему чрезвычайно повезло. Выбравшись из огромного
— Трущобы, — догадался Дрейк. Там явно происходило нечто чрезвычайное, и он намеревался увидеть все своими глазами. Ренегат обходными путями пробрался в окрестности района. Вдоль границы Трущоб, куда ни глянь, везде стояли солдаты стигийской Дивизии и размахивали горящими факелами. То и дело кто-нибудь пытался прорваться через кордон наружу, но стигийцы пресекали всякое сопротивление. Там и тут люди в горящей одежде, с покрытыми копотью лицами, отчаянно стремившиеся спастись, с воплями падали под ударами солдат, которые махали своими серпами, словно средневековые крестьяне, жнущие пшеницу.
Другие стигийцы, в обычных черных плащах с белыми воротниками, прохаживались вдоль кордона, выкрикивая приказы. Шло систематическое уничтожение Трущоб: несколько веков стигийцы терпели существование независимого гетто, населенного бунтарями и недовольными, но теперь, очевидно, приняли решение уничтожить эту ахиллесову пяту Колонии. На глазах у Дрейка обрушилось четырехэтажное здание, и в лавине камней он разглядел людей… хуже того, детей… Они бессильно размахивали ручками, пытаясь заслониться от падающих сверху известняковых кирпичей.
И тогда скрытый в тени ренегат — сильный человек, который перенес множество мучений в руках стигийцев и сумел выжить в суровых Глубоких Пещерах, — сломался и заплакал. Он не мог вынести такой бесчеловечности. А тяжелее всего было то, что он — один против тысяч стигийцев — ничего не мог сделать, чтобы прекратить это зверство.
Такси мчалось по улицам. По радио завывала турецкая музыка, кондиционер прогонял по машине волны жара. Водитель как будто знал все светофоры наизусть: он несколько раз умудрился проскочить на желтый в последний момент. А еще он, похоже, не замечал «лежачих полицейских», и миссис Берроуз на пассажирском сиденье то и дело подбрасывало, словно она неслась на бешеном верблюде.
Пошел ливень, но Селия опустила стекло до конца и, прислонившись головой к стойке двери, подставила лицо встречному ветру. С наслаждением ощущая поток прохладного воздуха и капли воды на коже, она лениво скользила взглядом по блестящему мокрому тротуару, на который падали полосы и пятна света из витрин, и ни о чем не думала. После месяцев, проведенных в Хамфри-хаусе, она сейчас чувствовала себя свободной как никогда.
Миссис Берроуз подняла голову и посмотрела на дома.
— Уже Хайфилд? — удивилась она.
— Да, сегодня на дорогах свободно, — отметил шофер.
— Я тут раньше жила, — сказала миссис Берроуз. Машина как раз проехала поворот на Просторный проспект.
— Раньше жили? — переспросил водитель. — А теперь нет?
— Нет, — ответила она.
Селия удачно выбрала момент для продажи дома и выручила за него неплохую сумму, на которую можно было прожить достаточно долго. Хотя теперь дом ей не принадлежал, ей неожиданно захотелось его увидеть, вернуться туда и на прощание взглянуть на прежнее жилье. Пусть этот этап в ее жизни закончился, но он оставил за собой еще много нерешенных вопросов.
— А теперь нет, — шепотом повторила Селия, сказав себе, что на прощальный визит сейчас нет времени. У нее были другие, более срочные дела.
Машина ехала по Центральной улице, и миссис Берроуз видела в окно знакомые вывески. Химчистка, киоск, где они покупали газеты и журналы. Тут она заметила, что витрина братьев Кларк заколочена, как будто магазин закрылся. Ребекка почему-то очень любила ходить в эту старомодную лавочку, где торговали фруктами и овощами, хотя, как не уставала ей напоминать миссис Берроуз, все то же самое можно было купить в супермаркете и даже заказать доставку на дом. Когда такси поравнялось с музеем, где когда-то работал доктор Берроуз, Селия отвернулась. Это место напоминало ей о несбывшихся надеждах.
Они оставили Хайфилд позади и скоро выехали на пересечение с Северной кольцевой дорогой. На светофоре рядом с такси остановился помятый белый автомобиль, полный молодежи, из которого на полную громкость орало радио. Одна из девушек, на вид всего на два-три года старше Ребекки, высунулась в открытое окно и презрительно уставилась на миссис Берроуз. Из-за темных пятен под глазами у нее был усталый вид, а волосы длиной до плеч неряшливо свисали на лицо. Не сводя наглого взгляда с миссис Берроуз, девушка выплюнула жвачку прямо на дверь такси.
— Ты что творишь, свинья этакая! — выругался шофер, погрозив ей кулаком, и нажал на газ. — Я бы своей дочери за такое голову оторвал!
Девушка по-прежнему безуспешно пыталась смутить своим взглядом миссис Берроуз.
— Я с вами согласна, — объявила та. — К счастью, я всегда точно знаю, где моя дочь. Спокойно сидит дома.
— Да я тоже за своей смотрю, но все равно молодежь сейчас совсем от рук отбилась, — сказал водитель, сердито поглядывая из-за руля на нахальную девицу. — Совсем от рук отбилась, — повторил он, прибавил газу и подрезал белую машину, посигналив ей на прощание.
Через сорок минут такси переехало реку по мосту, и впереди показался район социальной застройки, где возвышались три больших многоквартирных дома. Миссис Берроуз вроде бы припомнила, в каком из них живет тетя Джин, но куда бы ни поворачивала машина, выходило, что они только удаляются от цели. Таксист уже не брался за свой дорожный атлас и полагался только на указания пассажирки.
— По-моему, я узнаю эти места, — сказала миссис Берроуз.
— Это же Южный Лондон, тут все одинаковое, — усмехнулся водитель и покачал головой. — Ни за что не стал бы жить в таком районе.