Свободное радио Альбемута (сборник)
Шрифт:
— Понимаю, — сказал Брюс.
— Брюс, не вздумай покончить с собой.
— Да, сэр, — ответил Брюс, глядя в пол.
— Не называй меня «сэр»!
Он кивнул.
— Ты служил в армии, Брюс? Там все и началось? Ты в армии подсел?
— Нет.
— Ты закидывался или кололся?
Молчание.
— «Сэр»… — усмехнулся Майк. — А я десять лет срок мотал. Однажды восемь парней с нашего этажа в один день перерезали себе глотки. Мы спали ногами в параше, такие маленькие были камеры. Ты никогда не сидел в тюрьме?
— Нет, — ответил Брюс.
— С другой стороны, я видел восьмидесятилетних заключенных, которые радовались жизни и мечтали протянуть подольше. Я сел на иглу еще совсем сосунком. Я кололся и кололся и наконец загремел на десять лет. Я так много кололся — героин с препаратом «С», — что ничего другого никогда не делал. И ничего больше не видел. Теперь я сошел с иглы и очутился здесь. Знаешь, что я заметил? Самое главное, что изменилось? Я начал _видеть. И слышать. Например, журчание ручьев, когда нас пускают в лес, — тебе потом покажут наши фермы и все прочее. Я иду по улице, просто по улице, и вижу собак и кошек, даже маленьких. Никогда их раньше не замечал. Я видел только иглу. — Майк посмотрел на часы. — Так что я понимаю, каково тебе, — добавил он.
— Тяжело…
— Всем здесь было тяжело. Многие, конечно, потом опять начинают. Если бы ты сейчас ушел, тоже бы начал, сам знаешь.
Брюс кивнул.
— Здесь каждому есть что вспомнить. Я не говорю, что тебе легче, чем другим. Эдди — другое дело: он бы сказал, что все твои проблемы — лажа. Ничьи проблемы не лажа. Я вижу, как тебе плохо, я сам прошел через это. Теперь мне гораздо лучше. Ты с кем живешь?
— С Джоном.
— Значит, твоя комната на первом этаже?
— Мне нравится.
— Да, там тепло. Ты, должно быть, все время мерзнешь. Я тоже постоянно дрожал и делал в штаны. Но знаешь, тебе не придется переживать это заново, если ты останешься в «Новом пути».
— Надолго?
— На всю жизнь.
Брюс поднял глаза.
— Я, к примеру, выйти отсюда не могу, — сказал Майк. — Сразу сяду на иглу. Слишком много дружков осталось. Опять на улицу — толкать и колоться, — загремлю в тюрягу лет на двадцать. А знаешь, мне тридцать пять, и я женюсь в первый раз. Ты видел Лору, мою невесту?
— Мм…
— Ну, такая хорошенькая, пухленькая?
Брюс кивнул.
— Она боится выходить отсюда. С ней всегда должен кто–то быть. Мы собираемся в зоопарк… На следующей неделе мы ведем сына директора–распорядителя в зоопарк Сан–Диего. Лора перепугана до смерти… Даже больше, чем я.
Молчание.
— Ты слышал, что я сказал? — спросил Майк. — Я боюсь идти в зоопарк.
— Да.
— Не припомню, чтобы я был в зоопарке… Что там делают? Ты не знаешь?
— Смотрят в разные клетки и вольеры…
— А какие там животные?
— Разные…
— Дикие небось. И всякие редкие.
— В зоопарке Сан–Диего почти все есть.
— А у них есть эти… как их… медведи коала?
— Есть, — кивнул Брюс.
— Я раз видел рекламу по телику, с коалами. Там они прыгают. И вообще прямо как игрушечные.
— Я слышал, что первых плюшевых медведей — тех, в которых дети играют, — делали с коал, еще в двадцатых.
— Не может быть. Их ведь, наверное, встретишь только в Австралии? Или они вообще вымерли?
— В Австралии их навалом, — сообщил Брюс. — Но вывозить запрещено — ни живых, ни шкуры. Их охраняют.
— Я никогда нигде не был, — сказал Майк. — Только возил героин из Мексики в Ванкувер. Всегда одним и тем же путем. Жал на всю катушку, лишь бы поскорее покончить с делом. Здесь мне доверили машину. Если тебе станет невмоготу, я тебя покатаю. Покатаемся и поговорим. Я не против. Эдди и другие — их уже нет здесь — делали это для меня. Я не против.
— Спасибо.
— А теперь пора в койку. Тебе завтра на кухню? Ну там — столы накрывать и все такое?
— Нет.
— Тогда мы встаем в одно и то же время. Увидимся за завтраком. Сядешь ко мне за стол, и я познакомлю тебя с Лорой.
— Когда вы женитесь?
— Через полтора месяца. Обязательно приходи. Хотя, конечно, свадьба будет здесь, так что все и так придут.
— Спасибо.
Игра… Они орали на него что есть мочи. Вопящие рты со всех сторон. Брюс молча сидел и смотрел в пол.
— Знаете, кто он? Гомик! — Визгливый голосок заставил его поднять глаза. Прищурившись, он разглядел среди искаженных ненавистью лиц девушку–китаянку. — Гомик сраный, вот кто ты! — еще пронзительней взвизгнула она.
— Поцелуй себя в задницу! Поцелуй себя в задницу! — завывали остальные, усевшись в круг на ковре.
Директор–распорядитель, в красных шароварах и розовых туфлях, радостно ухмылялся. Крошечные глазки–щелочки весело блестели. Он раскачивался взад–вперед, подобрав под себя длинные тощие ноги.
— Покажи нам свою задницу!!! Вонючую задницу!
Это особенно развеселило директора–распорядителя, и он начал подпевать общему хору скрипучим и монотонным голосом. Казалось, скрипели дверные петли.
— Гомик сраный! — уже почти в истерике завывала китаянка. Ее соседка надувала щеки и хлопала по ним ладонями, издавая неприличные звуки.
— Иди, иди сюда! — Китаянка развернулась и выставила зад, тыча в него пальцем. — Поцелуй меня в задницу, ты ведь любишь целоваться! Иди сюда, целуй, гомик!!!