Свободное радио Альбемута
Шрифт:
Тем не менее основания для беспокойства были не только у меня. Вспоминая свои левацкие настроения в дни учебы в университете, Николас начал сомневаться в собственной безопасности — теперь, когда Феррис Ф. Фримонт пришел к власти и запустил операцию «Обследование». В конце концов, Николас занимал ответственный пост в процветающей фирме «Новая музыка», а задачей операции «Обследование» как раз и было выявление таких людей — Фримонт окрестил их «кротами». С этой целью правительство организовало и финансировало «Друзей американского народа» — агенты-информаторы проверяли любого, кто когда-либо подозревался в антиобщественных настроениях, вроде Николаса,
На равнинах Среднего Запада власти начали сооружать огромные фильтрационные пункты и лагеря для содержания тех, кого взяли «дановцы» и иные добровольческие органы правопорядка. «Эти сооружения, — заявил, выступая по национальному телевидению, президент Фримонт, — не будут использованы, пока не возникнет такая необходимость». Он имел в виду — пока антивоенные настроения не окрепнут. Намек был понятен каждому, кто возражал против войны во Вьетнаме: в один прекрасный день ты можешь оказаться в Небраске и будешь возделывать там общественные поля, засаженные репой. Весьма прозрачная угроза, и именно такой угрозой служило само существование пока не используемых лагерей.
С одним «дановцем» столкнулся и я, причем с «дановцем» тайным, без повязки. Он написал мне письмо, представившись сотрудником маленькой студенческой радиостанции близ Ирвина: мол, нельзя ли дать ему интервью, потому что ирвинские студенты интересуются моими книгами. Я ответил согласием, но едва он появился и задал три вопроса, как стало ясно: это стукач. Спросив для начала, не писал ли я тайком порнографические романы, парень громовым голосом стал требовать ответов: принимаю ли я наркотики? есть ли у меня внебрачные сыновья-негры, которые пишут научную фантастику? являюсь ли я Богом, а также главой коммунистической партии? и, разумеется, финансирует ли меня Арампров?
Неприятная получилась сцена. Пришлось просто вытолкать его за дверь, а он еще долго продолжал выкрикивать обвинения, пока я запирал замки. После этого случая я стал весьма разборчив в общении с прессой.
Однако куда больше вреда, чем тайный «дановец» в роли интервьюера со студенческой радиостанции, нанес мне взлом моего дома в конце 1972 года, когда при помощи взрывпакетов вскрыли мои ящики с архивами и все их содержимое разбросали. Вернувшись домой, я увидел дикий беспорядок. На полу стояла вода, деловая переписка и непринятые чеки исчезли; одежду перетрясли, окна с тыльной стороны дома были разбиты, а дверные замки взломаны.
Полицейские поверхностно все осмотрели — лишь бы отвязаться — и нагло заявили мне, что скорее всего я это сделал сам.
— Зачем?! — спросил я инспектора, их начальника.
— О-о, — ответил он, ухмыляясь, — чтобы отвести от себя подозрение, например.
Никого так и не арестовали, хотя на каком-то этапе полиция признавала, что им известно, кто это сделал и где находятся пропавшие вещи. Зато мне совершенно недвусмысленно дали понять: с одной стороны, похищенное не вернут, а с другой стороны, меня и не арестуют. Очевидно, они не нашли ничего такого, что можно было бы поставить мне в вину.
Это происшествие оставило глубокий след в моей жизни. Я осознал, как далеко зашло бесчинство властей и как быстро забылись при Фримонте наши конституционные права и свободы. О взломе и наглом грабеже я рассказывал всем, кому только мог, однако очень скоро понял, что большинство людей не желают ничего знать, даже либералы-антимилитаристы. Я видел лишь безразличие или страх, а некоторые, подобно полиции, намекали, что я сделал это сам, чтобы «отвести подозрения» — в чем, они не говорили.
Ближе всех к сердцу принял случившееся Николас. Однако он был уверен, что я пострадал из-за него. Ему казалось, что именно он послужил причиной налета.
— Они хотели установить, не собираешься ли ты писать обо мне. Ты ведь можешь выставить их на всеобщее обозрение, изобразив в каком-нибудь научно-фантастическом произведении. Миллионы людей прочитают твою книгу, и секрет выйдет наружу.
— Какой секрет?
— Ну то, что я являюсь представителем внеземного разума.
— Честно говоря, я думаю, что они интересовались мной — именно в мой дом они вломились, мои бумаги прочитали или украли.
— Хотели узнать, не сформировали ли мы организацию.
— Хотели узнать, с кем я общаюсь, — указал я. — А также к каким организациям я принадлежу и кому плачу взносы или оказываю иную финансовую поддержку. Вот почему они забрали все непринятые чеки, накопившиеся за многие годы. Вряд ли они догадываются о твоих снах и вообще о тебе.
— А ты обо мне пишешь? — спросил Николас.
— Нет.
— Главное, не называй мое имя. Мне надо думать о своей безопасности.
— Боже, — сердито воскликнул я, — да сейчас никто не может считать себя в безопасности, когда полным ходом идет операция «Обследование» и повсюду шныряют прыщавые «дановцы»! Мы все окажемся в небрасковских лагерях, и ты прекрасно это знаешь, черт возьми! Как ты надеешься остаться в стороне, Ник? Посмотри, годами я делал заметки для будущих книг, а их забрали. Да меня просто уничтожили! И теперь, стоит мне написать пару страниц, я боюсь, что, вернувшись из магазина домой, я их не найду. Нет никакой безопасности! Никакой и ни для кого!
— Думаешь, так и к другим вламываются? — спросил Николас.
— Наверняка.
— А в газетах ничего не пишут.
Я ответил ему долгим взглядом.
— Ну, наверное, о подобных фактах умалчивают, — наконец пробормотал Николас.
— Вот уж действительно. Я, к примеру, фигурирую в недельном списке краж по округу. «18 ноября поступило заявление от Филиппа К. Дика из Пласентии о краже у него радиоаппаратуры общей стоимостью шестьсот долларов». Никакого упоминания о перерытых архивах, уничтоженных записях, украденных чеках. Как будто самая обыкновенная наркота шарила по дому в поисках чего-нибудь на продажу. Никакого упоминания о том, что стена возле шкафчика с архивами почернела от взрыва. Никакого упоминания о груде мокрых тряпок и одеял, которыми обернули шкафчик, когда подрывали взрывпакет; там получается такая температура, что…
— Слушай, а ты немало обо всем этом знаешь, — заметил Николас.
— Интересовался, — коротко ответил я.
— Главное, чтобы были в безопасности мои четыреста страниц наблюдений, — сказал Николас. — Наверное, стоит отнести их в банк и положить там в сейф.
— Сны подрывного характера, — прокомментировал я.
— Это не сны.
— Полиция по разоблачению снов. Борется с распространением вредоносных снов.
— А ты уверен, что в твой дом вломилась полиция? — спросил Николас. — Может, это какая-нибудь группа частных лиц, злых на тебя из-за твоих пронаркоманских взглядов?