Свободные размышления. Воспоминания, статьи
Шрифт:
Петр I в своей деятельности и в официальной правительственной публицистике не отказался от обязательного сопоставления России и русских с Западом, но перенес это сопоставление в сферу практики. Запад для него эталон, в том смысле, что Россия должна у него учиться. Так понимали отношение к Западу те, кто разделял идеи Петра и сочувствовал его реформам. Сочинения Посошкова показывают, насколько органичны были петровские реформы, до какой степени они были исторически необходимы. Посошков – частное лицо, приватный идеолог, а не официальный публицист, вполне в духе Петра писал, что «в немецких землях людей вельми берегут, а наипаче купецких, и того ради у них купецкие люди и богаты зело. А наши суды нимало людей не берегут и тем небрежением все царство в скудость приводят» 598 . Но при этом Посошков убежден, что сравняться с «немцами» или даже их превзойти русские вполне способны: «А за благодатью божиею у великого государя есть всяких людей разумных. Много немцы нас ушлее науками, а наши остротою, по благости
598
Посошков И.Т. Книга о скудости и богатстве. М., 1951. С. 77.
599
Там же. С. 255.
Всякое обдуманное сопоставление России и Запада в середине XVIII века обязательно включало в себя сознательное отношение в Петру I и его реформам, к тому повороту в развитии России, который при нем произошел. В официальных документах и официозной литературе петровского времени (в частности, в проповедях Феофана Прокоповича) уже к концу 1710-х годов получает совершенно ясное выражение оппозиция двух Россий – старой (допетровской) и новой (реформированной Петром). В середине столетия эта оппозиция выражена еще более категорично. Ломоносов и Сумароков в этом вопросе высказывались единодушно. Ломоносов писал в 1747 году о Петре, что он «Россию, варварством попранну, с собой возвысил до небес» 600 , то есть вывел на путь умственного и материального прогресса; Сумароков в «Слове похвальном Петру Великому» (1759) утверждал: «До времен Петра Великого Россия не была просвещена ни ясным о вещах понятием, ни полезнейшими знаниями, ни глубоким учением; разум наш утопал во мраке невежества, искры остроумия угасали и воспламениться не имели силы. Вредительная тьма разума приятнее была, и полезный свет тягостен казался… Возмужал великий Петр, взошло солнце, и мрак невежества рассыпался» 601 .
600
Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений: В 10 т. М., 1959. Т. VIII. С. 200. (В 1757 г. Ломоносов вместо «варварством» поставил «грубостью».)
601
Сумароков А.П. Слово похвальное о государе императоре Петре Великом // Трудолюбивая пчела. 2-е изд. СПб., 1780. С. 582 – 583.
Петровская эпоха содействовала не только созданию в России идеологии просвещенного абсолютизма. В первую четверть XVIII века впервые в истории русской общественной жизни была создана внерелигиозная политическая идеология, притом идеология официальная, государственная. Феофан Прокопович в «Правде воли монаршей» (1722) утверждал, что всякое правительство основано на общественном договоре: «имеет начало от первого в сем или оном народе согласия» 602 .
Секуляризация официальной идеологии в петровское время не только меняла содержание этой идеологии, не только переводила ее в сферу рационально постижимого, доступного обсуждению, оценке, а в перспективе – и переоценке, критике, но и открывала для русской общественной жизни новые, непривычные горизонты.
602
См.: Морозов П.О. Феофан Прокопович как писатель. СПб., 1888. С. 303.
Осуществленный Петром отказ от религии как источника государственных идей и практических действий показал русской общественной мысли такие возможности, о которых сам царь-реформатор, конечно, не думал и не догадывался. Отказ этот влек за собой отказ от традиционного, давно сложившегося и казавшегося неизменным уклада жизни. Государственное устройство России, статическое и неподвижное, оказалось чем-то, в принципе способным меняться и двигаться, развиваться. Теоретически стало возможно выбирать форму правления, сопоставляя испытанные и проверенные историей Запада образцы с историческим опытом России.
На практике это новое понимание возможности выбора проявилось в 1730 году, в предложениях дворянства, написанных Кантемиром и Татищевым. Не касаясь содержания этих предложений, отмечу только, что они явились результатом сознательного отбора, или выбора, из известных авторам западных форм парламентарного строя двух образцов – польского и шведского.
Идея динамики, заложенная в самом процессе реформ, была по существу новой формой постановки проблемы «Россия и Запад». Россия захотела учиться и перенимать, в условиях, как казалось, свободного выбора, наиболее подходящие типы жизнеустройства, уже существующие на Западе. Кантемир и после неудавшейся попытки ограничить самодержавие продолжал мечтать о дворянском парламенте, ориентируясь теперь уже на свои английские впечатления. Друг и первый биограф Кантемира, аббат Гуаско, вспоминал: «Его восхищала Англия, где парламент сдерживает власть монарха в определенных пределах и не позволяет ей стать выше законов, ограждая подданных от печальных последствий самовластия» 603 .
603
См.: Кантемир
Сопоставительная самооценка оставалась обязательным элементом национального самосознания на всем протяжении XVIII века, но при этом Запад не всегда назывался; во многих случаях он подразумевался, как эталон в той или иной области культуры, политики, экономики.
Посошков, как мы видели, не касался сопоставительной оценки государственного строя России и западных держав.
Ломоносов, который так же, как Посошков, высказывается по отношению к самодержавию безусловно апологетически, делает свой вывод на основании исторического сопоставления разных форм политической организации общества. «Российская история» Ломоносова вся построена на идее необходимости и спасительности самодержавия. Может быть непреднамеренно, она заканчивается следующей многозначительной характеристикой Ярослава I, великого князя Киевского: «Жил 76 лет, велик миром и войною, но был бы еще больше, когда б новгородцам не оставил необузданной вольности» 604 .
604
Ломоносов М.В. Указ. изд. Т. VI. С. 286.
В целом история России, по мнению Ломоносова, может быть сопоставлена с историей Древнего Рима: «где нахожу владение первых королей, соответствующее числом лет и государей самодержавству первых самовластных великих князей Российских; гражданское в Риме правление подобно разделению нашему на разные княжения и на вольные городы, некоторым образом гражданску власть составляющему; потом едноначальство кесарей представляю согласным самодержавству государей Московских. Одно примечаю несходство, что Римское государство гражданским владением возвысилось, самодержавством пришло в упадок. Напротив того, разномысленною вольностию Россия едва не дошла до крайнего разрушения, самодержавством как сначала усилилась, так и после несчастливых времен умножилась, укрепилась, прославилась» 605 .
605
Там же. С. 170 – 171.
Самодержавие не только смогло сохранить национально-государственное единство России – оно, по мнению Ломоносова, возвело Россию, усилиями Петра I и нации в целом, на такой уровень политического влияния, что страна стала из объекта политики Запада ее субъектом, вершителем судеб всей Европы «яко важнейший член во всей европейской системе» 606 .
Подобно Посошкову, Ломоносов убежден, что русские «никого не хуже» в смысле способностей к наукам. Он говорит об этом в оде 1747 года:
606
Ломоносов М.В. Указ. изд. Т. VIII. С. 811.
В то же время, подобно Посошкову, Ломоносов возмущается невежеством и безнравственностью православного духовенства, сравнивая его поведение с тем, как ведут себя лютеранские священники в Германии: «Тамошние пасторы не ходят никуда на обеды, по крестинам, по родинам, свадьбам и похоронам, не токмо в городах, но и по деревням, за стыд то почитают, а ежели хотя мало того увидят, что он пьет, тотчас лишат места. А у нас при всякой пирушке по городам и деревням попы – первые пьяницы. И не довольствуясь тем, по кабакам ходят, а иногда до крови дерутся… А у нас по многим местам и попы сами чуть столько грамоте знают, сколько там мужичий батрак или коровница умеет» 608 .
607
Там же. С. 206.
608
Ломоносов М.В. Указ. изд. Т. VI. С. 407 – 408.
Нескрываемая горечь этих замечаний Ломоносова (и сходных мыслей Посошкова) говорит о глубоком страдании, которое испытывал поэт, сопоставляя военно-государственные триумфы России перед лицом Запада и повсеместное невежество первых учителей народа, не говоря уже о его массе в целом. Поэтому в его поэме о Петре Великом герой побеждает главных своих врагов – русское суеверие и шведов (западных противников) – одним и тем же оружием: усвоенным у Запада просвещением. Война, по Ломоносову, не цель для Петра, а только путь к культуре: