Свободный Охотник
Шрифт:
«Прячемся! — оживает Ласковый. — Хозяин приказал не зевать!»
Дочь гипа стряхивает оцепенение:
— За мной!
Настройка Входа в привилегированный пузырь оказывается не нарушена. Анализатор, пропустив изображение гостей по всем каталогам Хроник, поднимает тревогу: звероид — не Истинный! Разумеется, не Истинный, надменно объясняет Хозяюшка, это мой раб, моя свита. Инцидент исчерпан, аппаратура удовлетворена. Дочь гипа со свитой допущены в гостиницу.
Когда «Универсал-Плюс» возвращается, зал уже пуст. За друзей можно не беспокоиться, радуется Свободный Охотник.
Когда вслед за беглецом из Узла выпрыгивает настырная штурмовая капсула, он полностью готов к бою. Бортовая система «Универсала» контролирует прилегающий к гостинице лабиринт, ясно показывая, что противник нескоро дождется помощи от своих родственников. Воины Центра прочно заплутали в служебных Тоннелях и Узлах, никак не могут поймать Нить маршрута — несмотря даже на истошный кодированный зов, испускаемый вражеской капсулой. Так что блок-схема предстоящего поединка не кажется Свободному Охотнику сложной.
Летательные аппараты застывают друг перед другом.
— Твоя женщина удрала! — вдруг понимает «дитя Клона». — Ты помог ей уйти!
Соперник воет, как зверь, которому испортили любимую стрижку. Его отчаяние слишком неожиданно и слишком искренне, однако пилот «Универсала» не смотрит на появившееся в корабле изображение. Отвлечься, значит, проиграть — это правило знает любой мальчишка. Голоса вполне достаточно, чтобы обмениваться информацией.
— Не пора ли тебе объясниться, лоцман?
— Помнишь ли ты… — рычит и корчится враг. — Помнишь ли ты, Неуловимый, как отверг однажды женщину, красивее которой не было даже на планете Точке?
— Когда и где?
— Три Единицы пять десятых и две сотых назад. В приюте «Веселый смертник» на минусовом склоне Малого Градиентного Перевала.
— Покажи ее записи.
— Записи? Нет никаких записей. Мы не позволяем унижать себя так, как это принято у вас.
— Она молодая? Как ее звали?
— Такая же молодая, как твоя нынешняя женщина, а ее истинное имя ты не пожелал услышать.
Свободный Охотник размышляет, ни на миг не теряя контроля. Разумеется, он ничего этакого не помнит. Точнее, огромное количество похожих историй слились для него в одно унылое воспоминание — без лиц и без имен. Что он может ответить этому безумцу?
А тот продолжает:
— Второй раз она пыталась открыть тебе свое имя, когда ты одурманивал себя в одном из сферобаров. Фрагмент в районе средних цифр — между Третьей Косой Координатой и Третьей Прямой, помнишь? И снова ты ей отказал.
— Утешься, лоцман, того сферобара больше не существует. Взорван тварями несколько сотых назад.
— Я знаю, я
— Ты? — спрашивает Свободный Охотник. — Это ты сделал? — Голос его срывается. Скулы сводит: — Я тебя ненавижу, — проговаривает он отчетливо и страшно.
— Вот и хорошо, Неуловимый, — счастливо вздыхает безумец. — Большая честь — заслужить твою ненависть.
— Я тебя ненавижу, лоцман. Кто была та молодая женщина?
— Мама моего Клона. Она должна была принести в себе зародыш Неуловимого, сделать Деду подарок. Дед расширил бы меня до двух Клонов, тогда я сам стал бы Дедом, а моя Мамочка стала бы Бабушкой. Но Неуловимый дважды отверг ее. Почему?
Герой с усилием разжимает зубы:
— Неуловимый отверг не только твою Мамочку. В подобных ситуациях я всегда поступаю одинаково, потому что ваш Многорукий слишком уж часто подбрасывает ко мне таких же вот прекраснозадых реципиенток. Вы ребята простые, вам достаточно и половинного набора хромосом, содержащихся в моих половых клетках. Но я все равно не хочу делиться с вами. Так что передавай от меня привет всем своим Бабушкам.
— Она была у меня одна. Когда ты прогнал мою красавицу, Неуловимый, она вошла в Метро и недрогнувшей рукой обнулила Слово Состояния в своей оболочке. Там же, возле сферобара. Чтобы никогда больше не видеть твою самодовольную рожу, ни в третий, ни в четвертый раз, чтобы никогда больше не получить этого омерзительного задания. Помнишь ли ты ее, высокородный? Помнишь ли ты, как смертельно унизил мою девочку?
Нет, так и не нашел Свободный Охотник в своей памяти ничего, что удовлетворило бы безумца. Ему искренне жаль. Очевидно, тот давний случай был слишком зауряден, чтобы оставить хоть какой-то отпечаток в окостеневшей душе воина.
— Помню ли я? Конечно, помню, — уверенно отвечает он. — Ни на одну тысячную я не забывал, как отверг подосланную тобой женщину, и ни разу потом не усомнился, что поступил правильно.
Другого ответа и быть не может. Свободный Охотник уважает соперника, не хочет добавлять унижений этому мужественному человеку.
— Я не стану брать тебя в плен! — взрывается тот. — Я убью тебя так же, как ты убил ее!
Поединок продолжается. Впрочем, прерывался ли он хоть на мгновение? Капсула и корабль по прежнему неподвижны, но это перемирие обманчиво. Отслеживается каждое шевеление экситонных лучей, контролируется любое изменение фокусировки боевых призм, просчитываются все возможные маневры — как свои, так и чужие. Пилоты старательно угадывают потаенные мысли друг друга. Напряжение возрастает до максимума…
— Стоп, мальчики, отдохните!
На связи объявляется новый собеседник. Многорукий Дедушка трех Клонов, он же Повар Гной. Как всегда, видна только его улыбка — вечная, бессмысленная, полуреальная. Это вторжение во Всеобщую отнюдь не было для соперников неожиданным.
— Когда ты помог мне избежать нападения в мертвом гипархате Энергии, — опережает Свободный Охотник всех, — я долго удивлялся, зачем ты это сделал. Теперь понял: чтобы выждать и напасть самому.
— Останови свой бег, Неуловимый, — с торжественной неторопливостью двигаются огромные губы. — Доверься мне.