Свод
Шрифт:
— Нет, нет, — запротестовал Якуб, — сделайте милость, давайте дождёмся пана Патковского у меня. Мне тоже весьма интересно, что он расскажет...
Староста с сыном остались. Вскоре пришёл и Свод. Якуб представил его старосте, но странную историю, поведанную Жыковичем, решил пока не рассказывать излучающему умиротворение товарищу. Нужно было дождаться Патковского, дабы прояснить всё до конца. Ричмонду было сообщено только о том, что после обеда должен будет прибыть ещё и пан Альберт.
За обедом, пребывающий в хорошем настроении англичанин немало повеселил старосту и его сына своими познаниями мужицкого языка,
Свод был очень доволен впечатлением, произведённым его высказываниями на гостей, поэтому сразу после обеда, дабы не скучать за беседами старосты и Войны, из которых он пока ещё ничего не понимал, попросил разрешения у присутствующих удалиться к Казику и продолжить уроки, с условием явиться по первому зову, чтобы засвидетельствовать почтение ожидаемому пану Патковскому. Якуб и староста не стали этому препятствовать и, дабы немного остудить пыл языкастого Казимира, отрядили в нагрузку Ричмонду скромного Франтишека. Можно было быть уверенным, что в присутствии сына старосты Казик будет более рассудительным в подборе материала для разучивания.
Вскоре появился и пан Альберт. Лихо прискакав верхом, он привязал своего коня к лёгкой бричке старосты и вскоре поднялся к ожидающим его соседям. Эти действия несколько разнились с тем, в каком виде предстал пан Альберт перед Якубом при их недавней встрече, но Война оставил без внимания столь рачительное преображение Патковского, целиком сосредоточившись на том, что тот намеревался поведать. В лице бывшего писаря мельницкого судьи читался испуг и озабоченность. Он умирал от жажды, однако, отказавшись от предложенного вина, употреблением которого коротали время староста и Война, попросил воды. Напившись вдоволь, Патковский сел на тяжёлый, коротконогий стул и, откинувшись на его спинку, спросил:
— Что, господа уже знают о Жерчицких людях?
Война и Жыкович переглянулись, решая, кто из них первым откроет рот. Во время короткой паузы староста, отдавая должное первоочередному праву хозяина говорить, всё же решил взять инициативу на себя:
— Да простит меня пан Война, — нерешительно начал он, — но я позволю себе ответить на ваш вопрос. — Жыкович, подозревая, что разговор предстоит нешуточный, взвесил и собрал воедино все свои мысли. — Должен признаться, — произнёс он, — что мне и пану Якубу известно совсем немного. Только то, что возле старой церкви нашли троих убитых и одного живого, и ещё то, что эти люди из Жерчиц. Также панна Ядвися сообщила, что вы, пан Альберт, поехали туда.
— Это всё? — осведомился отставной судейский служащий.
Жыкович неуверенно пожал плечами:
— Она говорила ещё что-то о том, что всех этих бедняг ...в лесу, сильно искалечили, просто исполосовав порезами, как крестами, прости господи, — пан Станислав осенил себя крестным знамением.
Патковский, уставившись в пол, молчал, а староста, глядя на него продолжил:
— ...Я, думая, что это дело рук людей Базыля Хмызы, уже говорил пану Войне, что ему и его заможному гостю ещё повезло...
— Ха! — выкрикнул вдруг старик
Война вопросительно посмотрел на старосту и неуверенно ответил:
— Говорили...
— Говорил! — снова выкрикнул Патковский. — А вы думали всё это шуточки или фантазии старой, выжившей из ума судейской крысы? А ведь я повидал на своём веку…
— Я и не думал..., при чём тут это? — промямлил Якуб, не зная как ему реагировать на нервозные вспышки пана Альберта.
— Базыль Хмыза..., — непонятно к чему сказал Патковский. — Вы, наверное, думаете, что это я подослал его людей, чтобы припугнуть вас в лесу, сознайтесь, Якуб, вы ведь так думали?
Война был в шоке и молчал.
— Думали, не могли не думать, ведь я имел неосторожность вам сообщить о том, что у меня есть человек, который может с ним связаться. Вы просто обязаны были подумать об этом после того, как вас ранили. — Патковский был крайне возбуждён. — Да и мне, о, matka boska[ii], если бы только я мог знать. Мне нужно было приехать тот час же, как только я узнал о происшествии с вами. А что теперь? — спрашивал пан Альберт сам себя. — Теперь всё идёт кувырком. Вы в праве меня подозревать. А ведь я оттого только не приехал, что боялся, что вы подумаете..., а вы и подумали...
— Пан, Альберт, — жёстко врезался в этот сумбурный монолог Патковского староста, — о чём вы говорите? Я ровным счётом ничего не понимаю. Вы как-то причастны к тому, что люди Хмызы ранили пана Войну?
— Ну вот, — с досадой хлопнул себя по бёдрам Патковский, — и вы туда же.
Староста пожал плечами и перевёл взгляд на Якуба. Лицо того так же выражало полное непонимание. Жыкович встал и подошёл к пребывающему в состоянии нервного расстройства Патковскому.
— Пан Альберт, — отрезвляющим тоном сказал он, — потрудитесь всё объяснить. Только, прошу вас, оставьте эти истерики. Какой пример вы подаёте молодому пану? Ну, присаживайтесь...
Слова старосты возымели-таки действие на бывшего мельницкого судейского писаря и тот, повинуясь успокаивающему тону его голоса, уселся на стул и взял себя в руки.
— Всё дело в том, — заметно спокойнее произнёс он, обращаясь к старосте, — что мне довелось встретиться с паном Якубом за день до того, как он со своим товарищем попали в эту неприятную историю. В разговоре с ним я рассказал, что в лесах бродят люди Хмызы, и ещё я упомянул о том, что у меня есть человек, который может в случае надобности связаться с Базылём. Представьте, пан Станислав, я это сказал, а уже назавтра пан Якуб был ранен. Получается, что я его запугивал? Теперь пан Якуб будет думать, что я связан какими-то делами с самим Базылём...
Староста обошёл стол, стал напротив судьи и спросил:
— А вы..., конечно же, не связаны?
Патковский тяжело выдохнул:
— У меня работают люди из Жерчиц, и один из них дальний родственник Базыля Хмызы. Должен признаться, что я узнал об этом совершенно случайно, заметив, как какой-то незнакомец разговаривает с моим человеком в саду. Я подкрался ближе и подслушал их разговор. После того мне всё стало ясно. Не подавая виду, я старался не обижать того человека, а при удобном случае разговорил его.