Сводные. Дилогия
Шрифт:
Папа отворачивается от Кости, перехватывает бабушкину руку и смотрит на меня.
— Я до кардиологии и обратно. Хочешь пойти со мной?
— Ты и сам знаешь, что не хочет, — отвечает за меня бабушка. — Кость, рада была свидеться. Встретимся на ужине!
Хлопает дверь, и мы впервые остаемся одни.
Даже затылком чувствую на себе взгляд, когда мы остаемся одни. Я так сильно не нервничала, когда должна была опознать его среди других похожих парней, как сейчас.
Делаю глубокий вдох.
И оборачиваюсь.
Костя действительно улыбается. С синяком под глазом, рассеченной бровью, кровоподтеком на губе, треснувшим ребром, он лежит в палате и улыбается.
Кусаю губу, а он кивком манит меня ближе.
Делаю шаг. Два. Легкость, которую я утратила в эти дни, вдруг снова течет по мышцам. И ощущение, что я уже стала слонопотамом, вдруг проходит. Мне снова хочется танцевать, даже в палате, даже в больнице, хотя с самого первого теста, который показал две полоски, я ходила с опущенным в пол взглядом.
— Ты такая красивая, балеринка, — тянет он.
Хмурюсь. Очарование момента разбивается на сотни острых осколков.
— Не называй меня так. Я больше не балерина.
Костя распахивает глаза.
— Все нормально… Беременных балерин не бывает. Я сделала свой выбор. И не стану о нем жалеть.
Он вдруг, кряхтя и охая, приподнимается на своих подушках и садится.
— Юля… — мое имя дается сложно, как будто он произносит его впервые. — Прости меня за то, что я вот так ушел. Мне нет оправдания за ту боль, что я тебе причинил. И ты можешь мне не верить, но я больше никогда так не поступлю. Я всегда буду рядом. С тобой. И нашим…. Сыном.
— С чего ты решил, что будет сын? — ахаю. — Я еще даже не ходила на УЗИ.
Костя хитро улыбается, одной половинкой губ. Улыбка выходит странной. Вот почему все вокруг считают его сумасшедшим. В другом уголке его рта видна запекшаяся кровь, ему просто больно улыбаться во весь рот. И все равно он улыбается.
— Можешь выбирать имя. Сын будет.
А вид при этом как у самодовольного индюка!
— Девочка будет, увидишь! Я ее танцевать научу!
— Сына главное не учи. Серьезно! Не нужен мне второй Розенберг в собственном доме.
— Да девочка будет!
Снова улыбается своей полуулыбкой и кивает, мол, да-да, еще увидишь. А потом снова становится серьезным. Смотрит на свои руки и вздыхает.
— Знаешь, я с отцом своим виделся. У него есть еще ребенок. Дочка. И он ее любит, представляешь? А я ведь думал, что он, как мама, ну просто не детей не любит. А оказалось, что и он, и мама вполне могут полюбить кого-то еще…
— Ты уже знаешь про свою маму? — тихо спрашиваю.
— Да.
Не представляю, каково это встретить своего родного отца и узнать, что у него есть полноценная другая семья, а тебя он просто вычеркнул из своей жизни.
— Они с моим отцом в любом случае бы расстались, правда?
— Наверное, — пожимает плечами Костя. — Главное, чтобы потом проблем не было. Видеться-то им еще придется…
Захочет ли Оксана увидеть внука? Хороший вопрос, на который я пока не готова отвечать.
— Юль.
Поднимаю на него глаза.
— Я люблю тебя, знаешь? Сильнее всех люблю. Как никого и никогда не любил. И я обещаю, что никогда не оставлю тебя и сына, только если ты не попросишь меня уйти. Знаешь, оказывается, я очень хотел детей… Стоило увидеть своего отца, как я понял, что всю свою жизнь хотел доказать прежде самому себе, что я-то точно смогу быть хорошим родителем. Уж я-то обязательно воспитаю ребенка как надо, хотя мои отец с матерью не смогли. И все это моя вина, Юль… То, что произошло. Я должен был думать о защите, но я же всегда любил риск… Гонки у меня отобрали, скорость запретили. Прости, что вот так испортил тебе жизнь. Из-за меня ты не сыграешь фею. Опять забыл, как ее звали, представляешь? Вот что я за человек?... Поверь, Юль. Я сделаю все ради этого ребенка. Даже если ты не захочешь быть со мной, я пойму. Если найдешь того, с кем тебе будет интереснее, а он будет знать на зубок все твои балеты и будет регулярно ходить в театр, и не смущаться при виде мужских гульфиков… То я пойму, Юль! Честно. Мы всегда были разными. А ты жертвуешь куда большим, чем я ради… малыша. Мне и жертвовать-то нечем. Я могу только говорить спасибо за это. Каждый год. Каждый месяц. Каждый день. Потому что только вдали от тебя я понял, что не могу без тебя. Больше ни дня.
— Мне было так плохо, когда ты ушел…
— Прости меня за это, балеринка… Но я не мог иначе. Я запутался. И должен был разобраться, что я за человек. Я еще не стал лучше, но обещаю, что обязательно стану таким отцом, которым сможет гордится наш сын.
— Да что ты заладил. Будет дочка!
— Вот так, чтобы с первого раза, получаются только парни, — опять самодовольно улыбается. — Я узнавал, поверь мне.
— У кого, боже мой, ты это вообще спрашивал? — прыскаю.
— Так я же со всем медперсоналом успел тут переговорить. Все же спрашивали, за что меня так. А я обещал не врать, помнишь?
— Но папе только что все-таки соврал.
— Просто взял вину на себя, балеринка. Пусть думает все плохое обо мне, а с тебя хвати и того, как он с тобой в том ресторане разговаривал.
— Я папу таким никогда не видела.
— И я, и дай бог больше не увидим… Кстати, ты Лее уже сказала?
— Вчера с ней говорила. Она, конечно, в шоке. Я ведь даже младше нее.
— И что она думает в своем Израиле? Когда сможет приехать?
— Да пока еще служит, а что такое?
— Ну тогда придется без нее.
— Что придется? Рожать? А зачем нам Лея на родах?
— Да на родах-то незачем, — смеется Костя. — Как делали сами, так и родим сами. Я про другое.
Смотрит на меня с каким-то новым блеском в стальных глазах.
— Выходи за меня, Юль. Если любишь, конечно. Если нет, то я все равно буду рядом, просто не отвечай и не чувствуй себя мне обязанной или что неудобно как-то.
— Какой же ты дурак, Кость. Если любишь, значит?
Пожимает плечами.
— Ты ж не говорила ни разу. Откуда мне знать, любишь или нет?
— Даже бабушка сразу поняла, а ты вот нет?
Улыбается еще шире.
— Можно я тебя уже обниму? — выдыхает он. — Невыносимо смотреть на тебя и не касаться.
Аккуратно села ближе, обняла его за плечи и закрыла глаза, теряясь в его таком родном запахе.
— Я тоже очень тебя люблю… — прошептала, набрала полные легкие…
— Так! А ну руки убрал! — громыхнуло с порога. — Я, конечно, все понимаю, но пощадите мои чувства. Я еще не отошел!