Сводные. Шип и Роза
Шрифт:
Я наивная дура верю. Он директор, я ученица их колледжа, в числе лучших. Какие могут быть еще опасения с моей стороны.
– Хорошо, – я киваю и приближаюсь к Гранту непозволительно ближе, тянусь на цыпочках к этому высокому мужчине и шепчу ему в ухо: Мистер Грант у меня скрытая видеокамера в ванной комнате.
Он словно отшатывается от услышанного, сгребает меня в охапку, особо не церемонясь и зло цедит: – С ума сошли, разве можно это обсуждать вот так, здесь. Нас могут услышать посторонние и тогда сработает цепная реакция. А нам ведь надо еще во всем разобраться? Верно, Розалия?! Я киваю в ответ словно китайский болванчик. Он мне сделал немного больно, место цепкого захвата саднит и неприятно ноет.
– В мой кабинет! – командует Грант и практически волоком тащит меня на свой этаж.
Я не сразу замечаю, что мужчина весь промок, как и я. И не сразу задаюсь вопросом, что можно было делать на улице в такой ливень, а главное откуда идти? Когда обычно он находится всегда в своем кабинете в это время.
Мужские сильные руки слегка толкают меня вперед, что я едва не падаю на ковер в директорском кабинете, и чудом удерживаюсь на ногах, когда Грант весьма невежливо, якобы, пропускает меня вперед. Тут бы мне задуматься, но увы, я верю в людей и их порядочность. Поэтому списываю все на случайность и считаю, что Грант просто не рассчитал свою силу. С кем не бывает, правда?
– Присаживайтесь на диван. Может желаете сладкого капучино? – Грант старается загладить свою вину за эту нелепую ситуацию.
Подобная забота подкупает, и я соглашаюсь выпить чашечку кофе.
– У меня нет много времени. Я вся промокла. – Мое тело давно прилипло от дождевых капель к офисному кожаному дивану.
– Конечно, конечно, – Грант склоняется над кофеваркой и достает две пары чашек с блюдцами. – Я пока здесь справляюсь с этим адским агрегатом, а вы начинайте рассказывать, Розалия.
Я быстро пересказываю историю о своей неожиданной находке, моментами перехожу на шепот, как будто меня уличили в чем-то постыдном. Хотя, если разобраться, возможно, это было и так.
Грант кое-как справляется с кофеваркой, он явно не привык это делать на постоянной основе.
– Так вы считаете, за вами кто-то шпионит?
– Да, то есть нет, – я нахожусь в замешательстве, откуда мне знать с какой целью в комнате находится эта камера. – Может это осталось от прошлой хозяйки комнаты? – Предлагаю первый вариант, пришедший мне на ум.
– Все возможно, Розалия. Необходимо непременно во всем разобраться. – Грант улыбается и ставит на журнальный столик передо мной ароматную чашку капучино.
Я делаю всего пару глотков и чувствую, как через несколько минут кабинет начинает вращаться, сознание как-то плывет, и я из последних сил пытаюсь сконцентрировать внимание на директоре.
– Как вы считаете, если это камера не бывшей владелицы комнаты, кому она могла бы принадлежать? Мужчине или женщине? – Я замечаю, что Грант сейчас расслаблен, он тянет узел галстука и зачем-то расстегивает верхние пуговицы рубашки, и хищной походкой направляется ко мне, оставив остывать свой кофе на рабочем столе.
Я часто моргаю и пытаюсь продолжать смотреть на мужчину, но уже практически не вижу его лицо, какое-то пятно и больше ничего.
– Мистер Грант, что вы делаете? – Я слышу свой голос, как будто со стороны.
– Ну же, Розалия, посмотри на меня? – Грант задает свой вопрос растягивая каждое слово, и присаживается рядом.
Я чувствую жар от его тела, а внутри меня разливается страх: липкий, жгучий, нестерпимый.
– Я вас не понимаю… мистер Грант. – Мужская рука ложится на мое бедро, действую на кожу прожигающим клеймом, несмотря на джеггинсы, которые я впопыхах натянула на себя, когда пулей вылетела из ванной.
– Ты не оставляешь мне выбора, маленькая Роза. Какого черта ты вообще нашла эту камеру?! – Свободной рукой Грант проводит по моей скуле и это последнее, что я помню, когда прихожу в сознание в своей комнате.
Я открываю глаза и первое что вижу – новую камеру над своей кроватью. Она небольшая, белая, и практически сливается с потолком. Со стороны двери совсем не бросается в глаза, и, если даже ко мне зайдет наставник и что-то сообщит, то ничего не заметит.
Я пытаюсь подняться и понять который час, и вообще хотя бы какой день. К моему ужасу, включив небольшую плазму на стене, я понимаю что наступило утро следующего дня. На прикроватной тумбочке разрывается от вибрации смартфон, который мы обычно сдаем в начале учебного года и получаем в пользование только на период летних каникул.
Снимаю блокировку с телефона и вздрагиваю от того ужаса, что мне отобразила электронная почта. Несколько фото определенного содержания со мной и Грантом в его кабинете. Приписка в послании проста и банальна до невозможности: «Эти фотографии помогут обвинить тебя в домогательствах и разместить на долгое принудительное лечение в одной из клиник нашего города. Если ты только соберешься, кому-то рассказать про камеру. Живи обычной жизнью, а я просто буду за тобой следить. Тщательно следить».
В первые минуты мне кажется, что это чей-то дурацкий розыгрыш. Кто поверит, что молодая девушка вот так спокойно оседлала директора колледжа, пускай и в одежде? Потом немного увеличиваю фотографию, и замечаю мутный взгляд Гранта: он откинулся на спинку дивана, его руки словно плети лежат на моих бедрах, пальцы расслаблены, а не сжаты, когда ты кого-то в действительности удерживаешь. Если все дело довести до полиции, я останусь в дураках, только психушки не хватало в моей жизни. Трясущимися руками пишу в ответ: «Хорошо».
Моя комната довольно быстро за короткий период превращается в долбанное реалити-шоу: под запретом закрытые пижамы и многослойные образы в одежде. Я словно марионетка в чертовом домике сумасшедшего кукловода.
Внезапный грохот в ванной вырывает меня из болезненных воспоминаний. Герман наверняка уже ждет внизу, впереди первый семейный обед, впервые за три года. Я несусь в ванну, маленький стаканчик для щеток из матового стекла, соскользнул с чаши раковины и разлетелся на мелкие кусочки.