Свой с чужим лицом
Шрифт:
За неделю боев полк, в котором теперь служили разведчики, поредел до пары батальонов. Погиб комполка Рябинин. Выбило почти всех командиров, особенно нижнего звена.
– Наслышан о твоих подвигах, будешь отвечать за разведку в моем полку, – сказал лейтенанту майор Суслов, временно исполняющий обязанности комполка. – Сформируешь взвод, наберешь себе толковых людей, если выживешь. Но пока не до этого, действуй с теми, кто есть. Бери взвод погибшего Московченко. В нем тридцать штыков, и ребята славные, не последние неумехи. Когда пойдем на Волоколамск, будешь у меня в резерве.
К западу от столицы разверзся огненный ад. Немцы сопротивлялись так, словно за спиной у них находился Берлин, пятились, хватались за каждый клочок земли. Погиб Гулыгин от шальной мины. Она взорвалась у бойца за спиной, оторвала ноги. Погиб Саня Левашов. Немцы предприняли контратаку, прорвались через перелески на мотоциклах. Саня, с ним еще трое отстреливались из березняка, задержали колонну. Левашов лег последним, подорвав мотоцикл.
Настю Томилину с этого дня Шубин оберегал, держал при себе, удивлял командиров и солдат, но в пекло не пускал. Когда она выходила из-под контроля, он устраивал ей суровые сцены. Девушка замкнулась в себе, утратила образ той бой-бабы, которой была пару месяцев назад. Он до сих пор не мог разобраться в своих чувствах. Настя прикипела к лейтенанту, а он по-прежнему держал ее на дистанции.
От Лиды Разиной, засидевшейся в партизанах у полковника Моисеевского, не было вестей. Отряд воевал в вяземских болотах, сведений о его разгроме не поступало. Но и к своим он не вырвался.
– Не пойму я твоих отношений к этой Томилиной, лейтенант, – проворчал майор Суслов. – Баба сохнет по тебе, а ты… неуверенный какой-то. Она что же, и впрямь такая способная разведчица, как ты расписал? Если хочешь, пристрою ее в штаб дивизии, пусть бумажки в канцелярии перекладывает. Странный ты, лейтенант, прямо как собака на сене. Сам не ешь и другим не даешь.
Война захлестнула его, вытеснила из головы все странные мысли.
В штабе не возражали насчет перевода товарища Томилиной в действующую армию. Женщины мобилизации не подлежали. У нее всегда была возможность вернуться к мирной жизни. После гибели Гулыгина и Левашова эта тема для Насти стала табу. В данный момент девушка находилась при штабе в безымянной деревушке Волоколамского района, и Глеб вздохнул свободно.
Части сводной группы вгрызались в город, а его люди бездействовали.
Лейтенант нервничал, блуждал вдоль обочины. Легкий морозец пощипывал кожу.
Карабаш махнул рукой и полез в кабину. Парень поседел за две недели, боялся смотреть на себя в зеркало. Асташкин успокаивал товарища. Дескать, не бери в голову, Леха, седина украшает мужчину. Это те же шрамы. Девки любить будут. Я тоже весь седой, только не знаю об этом, потому что волосы светлые.
По дороге прогрохотали тяжелые танки «КВ», оставив после себя тяжелую вонь.
– Ну, все, фрицы, капут вам в натуральную величину! – со смехом проговорил какой-то красноармеец.
– Товарищ лейтенант, долго еще стоять? – покричал сержант Пахомов, ладно сбитый плечистый малый.
– А я тебе горсправка? – огрызнулся Глеб. – Сколько надо, столько и простоим. А мы почему такие лучезарные? – Он покосился на братьев-близнецов Ваниных, свесившихся с грузовика уральских сталеваров, пришедших на войну прямо из мартеновского цеха.
Оба веселые, ушастые, сделанные под копирку, такие одинаковые, словно в глазах двоится.
Неделю назад произошел конфуз. Шубин только прибыл, успел лишь переговорить с Сусловым, как последовал приказ в темпе занять деревню Лебядино, оставленную противником, и выставить на западной околице пулеметный расчет. Немцы ушли из нее полчаса назад, а может, только притворились.
С бойцами лейтенант толком не познакомился, даже в лица не заглянул. Они бежали через заснеженное поле всей ватагой, спешили проскочить открытый участок до рассвета, пока у немцев куриная слепота не развеялась, ворвались в деревню, растеклись по ней.
Там не все было просто. На чердаке мастерских засел пулеметчик, однако красноармейцы вовремя его срисовали. Все это явственно напоминало засаду. Но Шубин грамотно расположил людей и смог избежать потерь. Еще одного пулеметчика они засекли у управы, обошли и сняли.
У мастерских же пришлось поползать. Пулеметчик строчил, крошил гнилые бочки. Бойцы отвлекли внимание врага. Шубин побежал к крыльцу, чтобы подорвать гранатой эту отчаянную голову.
Его опередил красноармеец, оскалился в лицо. Дескать, просим пардона, товарищ лейтенант, но тут уж мы сами управимся. Ваше дело – командовать. Он оттер офицера плечом, проник в здание. Шубин отступил, спрятался за горку ржавого железа.
Боец не тянул резину, использовал гранату, разнес чердак. Пулеметчик картинно вывалился из разбитого окна.
Сзади кто-то хихикнул. Дескать, Гришка мастер по этой части, он вообще по металлу молодец.
Шубин обернулся, похолодел, словно привидение увидел, машинально отпрянул, чуть не перекрестился. Ему до сих пор стыдно было за свою реакцию. Рядом с ним лежал тот самый боец, так же скалился, подмигивал, будто по волшебству перенесся с чердака. Но это невозможно. Хутор Диканька вообще не здесь! Шубин по-настоящему испугался, про войну забыл.
– Привычное дело, все так реагируют, – заявил красноармеец. – Вы не бойтесь, товарищ лейтенант, голову вам проверять не надо. Это Гришка там, брательник мой. А я Федор. Мамка нас такими родила. Вместе обычно все делаем, а тут споткнулся я, а пока вставал, Гришка умотал. А вон и он. Смотрите, на крыльцо вышел, довольный такой. Сейчас я ему вставлю, чтобы от семьи не отрывался.
Позднее на построении Глеб недоуменно всматривался в их лица, а бойцы посмеивались. Мол, бесполезно, товарищ лейтенант, не найдете ни одного отличия. Они из-под одного штамповочного пресса вышли.
– Как я различать вас должен, бойцы? – с улыбкой осведомился Шубин.
– Не стоит этого делать, товарищ лейтенант, – заявил один из братьев. – Мы вместе все делаем, начальство уже привыкло. Воюем, балагурим, а час придет, так и помрем вдвоем.
– Товарищ лейтенант, это, кажется, по нашу душу, – сказал вдруг красноармеец Иванчин, жилистый, подтянутый, с крупной головой и неприлично курносый.