Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона II
Шрифт:
– « Не сейчас», – отдернул я свой внутренней голос.– «Дай спокойно поесть.»
Тот не успокаивался.
– « Ну давай узнаем, интересно же».
Я сразу вспомнил старый анекдот– Америка, Дикий запад, индейцы поймали ковбоя, привязали его к столбу. Внутренний голос говорит ковбою: « Не ссы, держи себя смело и уверенно». Что тот и делает. Дальше индейцы задают различные вопросы ковбою, внутренний голос говорит ему: « Не смей отвечать на их вопросы». Ковбой молчит как рыба. « Когда к тебе подойдет вождь племени, то плюнь ему в рожу», – говорит внутренний голос. Ковбой собрав побольше слюны, плюет в лицо вождю. « Ой, что теперь будет!!» – панически орет внутренний голос и исчезает.
Вот сейчас со мной происходит что то похожее. Мой внутренний голос постоянно меня подзуживает, но я не ковбой, я ему не поддаюсь. Кое как запихал в себя невкусный завтрак. Вернулся в палату, очень не хочется продолжать копаться в чужой памяти, но понимаю что надо. Включаю воображаемый маятник и проваливаюсь –« Мне четырнадцать, сижу за партой, за соседней партой сидит она, Агнесса, девушка о которой я думаю днем и ночью – мелкие черты красивого лица как будто набросанные талантливым художником карандашом на мольберте, русые волосы собранные в толстенную косу, длинная шея, возле правого уха на шее небольшая родинка, в розовых мочках ушей маленькие, фионитовые сережки в виде сердечка, на щеках румянец. Она склонилась над тетрадью и прилежно пишет сочинение, смешно корча носик и шевеля губами. Вдруг она останавливается в задумчивости, грызет ручку, видимо не зная как продолжить. Моя тетрадь девственно чиста, я пока не написал не строчки, я как безумный продолжаю безотрывно смотреть на нее, на ее курносую, упругую грудь, на ее смуглые оголенные ноги переплетенные под партой в хитрый узел. Я так возбужден, что ничего не соображаю. Агнесса видимо почувствовав на себе взгляд, оборачивается и окидывает меня зелеными, насмешливыми глазами. Я сразу же утыкаюсь в свою тетрадь, делаю вид что пишу сочинение. Когда она отворачивается продолжаю украдкой следить за ней. Звонок означает конец урока. Фрау Менге собирает тетради. Моя по прежнему пуста -ни строчки, ни буковки, а ведь тема серьезная – «Как я люблю Рейх». Прибежав со школы одуревший, одурманенный, весь млея от сумасшедшего желания, забираюсь под душ, что бы хоть как ни будь прийти в себя, смыть это наваждение. Но душ не помогает, а наоборот капли с силой бьющие по телу еще сильнее заводят, я не в силах больше сдерживаться, трогаю себя там не переставая ни на секунду думать об Агнессе. «Стоп! Хватит! Я выныриваю из чужих воспоминаний. Черт побери, Штефан Дорн, что за хрень может мне кто ни будь объяснит как мне, Яру Ковалеффу может помочь в борьбе с Рейхом твое оннанирование. Как и какой рукой ты это делаешь мне совершенно не интересно. Так немножко надо отдохнуть и продолжим.»
За чужими воспоминаниями прошел почти весь день с перерывом на обед полдник и ужин. Шаг за шагом ныряя то в детство, то в отрочество, то в юность, а затем и во взрослую жизнь доселе мне незнакомого человека, который иногда, на некоторое время будет становиться моим вторым я. Мне удалось не только научиться моментально переключаться от своих воспоминаний к чужим и обратно, но и узнать, что Штефан Дорн после трагической смерти его мамы, переехал к своей одинокой бабушке, которая сыграла в его воспитание огромную роль. Привила ему любовь к книгам и к точным наукам. На колледж у старушки средств не было, поэтому Штефану пришлось заканчивать профтехучилище по профессии ремонтник космических шатлов, после окончания техникума он устроился на лунную базу– депо сортировочное. Поскольку он был специалистом широкого профиля его ценили за золотые руки, платили хорошо, ему разрешалось в свободное время подрабатывать на других станциях, заботу бабушки о себе Штефан никогда не забывал, поэтому отсылал ей половину своего жалованья. По характеру был довольно суховат, друзей не имел и не старался заводить, что для моей дальнейшей деятельности было не так уж плохо. Девушки у него тоже не было – в юности обжегся. Его девушка Агнесса, которую он так долго добивался, которую всерьез любил и боготворил возведя ее на пъедестал в ранг богини, его Агнесса, которая подарила ему не забываемую радость первого, неумелого еще, но от этого не менее прекрасного таинства секса, предала– загуляв с его лучшим другом, просто так из интереса, из женского любопытства. Вам это ничего не напоминает? А мне так очень. Не то что бы он после этого стал закоренелым женоненавистником, но к девушкам стал относится крайне настороженно. Отца он больше никогда не видел, того за убийство посадили в исправительный лагерь, после этого его следы теряются. Сам Штефан Дорн судьбой отца никогда не интересовался и справок об отце не наводил. А совсем недавно умерла его бабушка. Ушла она тихо, во сне. Штефан тяжело переживал смерть такого близкого для него человека. Вот так по кусочкам, шаг за шагом у меня сложилась мозаика чужой жизни. Осталось только узнать как он погиб. Было уже совсем поздно. Мой мозг гудел от перенапряжения. Завтра мне надо будет попасть на звездолет контрабандистов, о чем мне напомнил недавно заходивший старший санитар– Петер Холечек. Приняв перед сном душ, я с удовольствием погрузился в сон давая своей голове заслуженный отдых.
Утром, спозоранок Холечек как всегда особо не церемонясь, самым бессовестным образом распихал меня, без какого либо пиетета, зверски вырывая из сладкого царства морфея – это уже стало некой традицией, прямо варвар какой то.
– Вот, одевайтесь, – Холечек бросил на мою кровать синий потрепанный комбинезон ремонтника с бейджиком на груди, на котором аккуратными черными буквами было выведено фамилия Дорн.
Вроде чистый ну и за это спасибо.
– Скажите, Петер, как погиб Штефан Дорн? – задал я мучивший меня вопрос натягивая комбинезон.
– Зачем вам это?
– Да так я знаю всю жизнь человека со всеми ее интимными подробностями, но не знаю как она оборвалась.
– Да в общем то погиб он по глупости, очень ответственный парень был. Грузил контрабандный товар на звездолет отбывающий на Олерон, кран манипулятор с грузом подвис, он не стал дожидаться ремонтной бригады, полез сам исправлять, но груз оборвался и подмял его под себя. Нельзя было вот так одному, без старховки. Хороший он парень был, рукастый, безотказный и считал войну с Олероном несправедливой, – с грустью сказал Холечек.
– Скажите, Петер, я честное слово не понимаю, ну какой толк было менять индефикационый чип и вообще всю эту бодягу с чужой памятью затевать, если Штефан Дорн мертв. И его нет в Рейховском реестре живых?
– Вот тут вы ошибаетесь, Штефан Дорн по прежнему числиться в реестре живых, на его персональный код в банк ежемесячно приходит получка, аванс, премиальные.
Увидев мой недоуменно -вопросительный взгляд.
– Все очень просто, сопротивлению нужны индефикационные чипы погибших людей, они используются для различных целей, в том числе и что бы помогать скрываться от гестапо разным людям. Нам удалось скрыть гибель Дорна от властей, тело мы похоронили, а его чип время от времени считывается таможенными аппаратами лунных баз, по реестру он проходит как работающий на всех восьми лунных базах Рейха, очень удобно если кто то вдруг заинтересуется всегда можно сослаться что он по долгу службы в данный момент находиться на какой то другой лунной базе. Тем более он недавно продлил контракт на два года.
– Ну и как эта шняга прокатывает? Вы же сами говорили, что Гестапо здесь за всеми ведет слежку.
– Я говорил, если помните за вновь прибывшими. Дорн давно здесь работает, каких либо правонарушений не совершал, не в чем аморальном или крамольном замечен не был и если у гестапо и были какие либо вопросы к нему, они давно получили на них исчерпывающие ответы. При том при всем, что бы попасть сюда на работу, он уже прошел всестороннею проверку. Можно сказать был насквозь просвечен. Так что гестапо потеряло к нему какой либо интерес. А что касается остального, в смысле как это прокатывает, что мертвый человек до сих пор считается живым, здесь уже чисто техническая сторона дела. Ну вы готовы? – нетерпеливо спросил он.
– Угу, готов, -сказал я, застегивая последнюю молнию и проверяя карманы.
– Тогда вперед.
Мы вышли в коридор через неприметную дверь, проскользнули к лифту, который предназначался только для персонала. Лифт спустил нас на стоянку каров. Забравшись уже в знакомый ярко– желтый кар, доехали по пустому городу до космопрта. Бросив кар, Холечек уверенно повел меня по лабиринтам совершенно одинаковых, абсолютно ничем не примечательных, без каких либо указателей коридоров. Как Холечек в них не блуждая дорогу находил, ума не приложу. Дошли до таможенного терминала, но не того через который я попал на станцию, а другой для внутренних лунных рейсов. Холечек ничего не говоря подтолкнул меня к таможенному аппарату, я с опаской протянул руку с чипом к считывающему окошечку. Секунда и дверь ведущая в наружный тамбур открылась, мы оказались в небольшом помещении со стенами стального цвета, по кругу шли синие шкафчики с обычными, пластиковыми лавками. Холечек подставил сою руку к окошечку индикатору возле шкафчика, мне жестом показал сделать тоже самое. Я повиновался. Дверцы распахнулись. В каждом шкафчике висел гибкий, оранжевый кокон скафандра. Женский, металлический голос из динамика внутри шкафчика одновременно произнес одну и ту же фразу: «Скафандр готов к индивидуальному использованию, продезинфицирован и проверен на герметичность. Надежность и качество гарантирует фирма «ЛЕЗОН».
– Ну что, прошу. Одеваемся, -взмахнул руками Холечек.
Так обычно радушный хозяин предлагает дорогим гостям проследовать за празднично накрытый стол.
Ненавижу запах внутри скафандра. Как обычно, пахнет жесткой смесью хлорки, пластика, резины и еще чего то гадкого. Натягивая на себя скафандр, я подумал: « Хоть кто ни будь придумал бы ароматизатор для скафандра, что бы не воняло так. Я честное слово голосовал бы двумя руками за то что бы этому парню, являющемуся настоящим изобретателем, вручили нобелевскую премию, а то вечно придумывают всякую хрень, а вот то что нужно нет, от них не дождёшься.»
Проверив связь и поступление воздуха из небольшого баллона на спине, мы похожие на двух оранжевых головастиков, прошлепали к переходному шлюзу. Створки люка чавкая разъехались в разные стороны. Мы минуя шлюз санитарной обработки, вошли в прозрачный широкий коридор –рукав, многочисленные ответвления которого вели к лунным дисколетам– самое верное средство добраться от одной базы до другой в кратчайшие сроки и при этом перевезти кое какие мелкие грузы. Холечек уверенно свернул во второй проход, нажав еле заметную справа на корпусе кнопку, отворил люк дисколета. Небольшая кабина судя по стоявшем два в ряд друг за другом кресла вмещала шесть человек. Впереди перед лобовым стеклом была небольшая консоль управления со всевозможными кнопками, штурвалом и дополнительными вспомогательными экранами.