Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона II
Шрифт:
– Извините меня, Петер, так было вкусно, что я не смог остановиться.
Холечек посмотрел вначале на мою сконфуженную рожу, потом на сверток. И расхохотался. Отчего мне стало еще больше стыдно за свою несдержанность.
– Да бросьте конфузиться вы так, Штефан. Живенько доедайте, да и дело с концом. Ну я честно не хочу, доедайте ради бога.
Особенно уговаривать меня не пришлось, последний бутербродик бесследно почил в моей утробе. После насыщения, настроение сразу улучшилось и поднялось на несколько градусов вверх, скафандр не так уж и дурно пах, лунный пейзаж за бортом из серого, ничем не примечательного, сразу превратился в занимательный, немного загадочный и в обще все не так уж плохо, в который раз замечаю как мало человеку надо. Меня опять развезло, теперь уже от сытой истомы. Но к сожалению поспать не удалось, на горизонте показался громаднейший, поражающий воображения купол– депо сортировочная, во много раз превышающий по размеру купол станции
Холечек связался с диспетчером, тот посадку пока не разрешил, сказал что надо немного подождать, покружить возле космопрта, объясняя это тем что сейчас на орбите грузиться большой транспортный звездолет, много шатлов участвует в погрузке, поэтому взлетка пока занята.
– Где то там внизу, – Холечек указал на космопрорт.– Корабль контрабандистов «Зеленая Акула», на котором вы, Штефан, отправитесь на Олерон.
– А почему зеленая Акула? Разве бывают зеленые акулы?
– Это не ко мне, – улыбнулся Петер.– Это к хозяину корабля, возможно ему посчастливилось увидеть зеленую акулу, ну и решил таким образом увековечить память о таком незабываемом свидании.
– А как я попаду на этот чудо корабль?
– Вместе с бригадой докеров. Когда попадете на корабль, скафандр не снимайте. Экипаж не должен видеть ваше лицо ни в коем случае. Запомните это, не в коем случае, – повторил он еще раз. – И никаких контактов. Дело в том, что периодически контрабандистов все таки берут за задницу и трясут как грушу. Естественно, они как на страшном суде рассказывают все что возили, когда и как. А некоторые работают как двойные агенты, делясь информацией и с повстанцами и с гестапо. За это им разрешают вести их незаконный промысел. А отдельные типы в обще действуют как подсадные утки. Поэтому, что бы хоть как то обезопаситься, у нас с ними разработан целый свод договоров и обязательств которому они должны неукоснительно следовать. Например: когда перевозят пассажиров, у них должна быть отдельная каюта со всеми удобствами и с провиантом на дорогу в которую они ни под каким, даже самым благовидным предлогам не кажут своего носа весь полет, и пока вас не примут повстанцы, ваша каюта для них запретная зона, так же как и сам пассажир. Тоже самое касается грузов. За провоз пассажиров и грузов, мы им платим очень неплохие деньги. Поэтому, за нарушения их обязательств по договору им грозит смерть.
– Да, жестко но справедливо.
– Дальше, Штефан, попав на корабль в свою каюту, вы не снимаете скафандр, пока не включите вот эту штуку, – он достал из сумки и протянул мне уже знакомую серебристую коробочку которую в свое время включал у меня в комнате дядя Роланд, во время нашего последнего разговора.– Знаете что это такое? – спросил Холечек.
– Приходилось встречаться. Это глушилка – подслушивающих и подсматривающих устройств.
– Все правильно. До конца вашего путешествия она должна быть постоянно включена, пока вы снова не оденете скафандр и не попадете к встречающим вас.
– С этим мне все понятно. Скажите, Петер, я слышал на Олероне создается интернациональная бригада из добровольцев, готовых воевать на стороне повстанцев.
– Да, есть такое. Вы понимаете, Штефан, что вы в своем желании свернуть шею Рейху не одиноки. Все больше людей живущих в Рейхе начинают осознавать неправедность этой войны, когда людей убивают только за то, что они хотят жить по другому, по своему. Люди с обостренным чувством долга, справедливости и твердой жизненной позицией, у которых в голове мозги, а не набор из мишуры, националистических клише и лозунгов, понимают, что Рейх погрязший по самые уши в коррупции, когда большинство работая с утра до ночи с трудом перебиваются, работая за гроши, считая каждую копейку, обслуживают крохотную верхушку, которая жирует, живя над законом и плюя на закон. Они – эта самая верхушка, прировнявшие себя к богам, забыли что есть не только божьи, но общечеловеческие каноны, считая простых граждан идиотами, никчемным быдлом, просто придатками созданными по их мнению лишь для того что бы они, боги, могли вкусно есть и сладко спать, милостиво разрешая им обеспечивать себя и ухаживать за собой. Корпорации и банки принадлежащие этой же самой верхушке, вконец обалдевшие от своей полной безнаказанности и сверхприбылей, обдирающие рядовых граждан как липку, готовы смешать с грязью, затоптать любого, кто не согласен с таким мироустройством. А депутаты сената -эти жадные, подлые, двуличные, бесхребетные приспособленцы, эти сладкоречивые подонки, избранные из каждого протектората в сенат для того что бы отстаивать интересы своего народа, за возможность подбирать крохи со стола олигархов, быстренько забывают об обещаниях данных своим избирателем, дружно голосуют за такие законопроекты, что волосы становятся дыбом, лишь бы
– И они все, что бы вступить в интербригаду добираются до Олерона так же как я?
Холечек внимательно посмотрел на меня.
– Каждый по разному, у каждого свой путь, -ответил он уклончиво.– Но если есть желание и четкое понимание чего ты хочешь, то человек обязательно найдет свою дорогу.
Наконец диспетчер космопорта дал добро на посадку. Мы пробежались по полосе и примкнули к одному из многочисленных рукавов шлюзов. Перед тем как одеть шлем, Холечек сказал:
– Сейчас мы пройдем таможенный контроль, после этого я передам вас под опеку нашего парня -докера, который в обход таможенной системы проведет вас на корабль. Таким образом для всех будет считаться, что Штефан Дорн находиться здесь на станции депо сортировочная. Понятно? Яр Ковалефф остается в клинике СОМНО на СТК 3, Штефан Дорн будет находится на базе депо сортировочная.
«Интересно кто же тогда летит на Олерон? Вот это задачка», – подумал я про себя.
– Ну что, Штефан Дорн, удачи вам и ждем вас через месяц, – Петер протянул мне руку.
– Спасибо вам Петер за все и ради бога еще раз извините за бутерброды, я не со зла.
– Ну что вы, Штефан. Я счастлив если вам понравилось, было вкусно и вы получили удовольствие.
– Еще какое.
Рукопожатие в перчатке скафандра получилось неуклюжим, довольно забавным, но очень теплым. Старший санитар Холечек мне начинал нравится.
Мы одели шлемы и вышли из дисколета. Опять уже знакомая процедура прохождения таможенного аппарата, долгое плутание по лабиринтам коридоров пока не оказались в небольшой комнатушке– подсобке, заваленной всяким хламом, где нас поджидал сидя на лавке, облокотившись о стенку, раскинув широко ноги -человек в оранжевом скафандре докера. Я так понял это и был тот парень, который должен переправить меня на корабль.
– Ну и сколько можно ждать? – вместо приветствия сразу наехал он.
– Извини, Марк, долго посадки не давали.
– Не давали им. Значит раньше надо вылетать, спать надо меньше что бы вовремя прибывать на место. Я тоже здесь не могу целый день торчать ожидая пока его святейшества соблаговалят появится, у меня кроме вас дел и обязанностей вагон и маленькая тележка, – ворчал Марк.
– Ну все заканчивай, Марк, хватит, что ты ворчишь как старый дед. Извини. Больше такого не повториться, принимай человека и проводи куда следует.
Марк поднялся с лавки, буркнул:
– Пошли за мной и не отставай, -зашагал вперед не оборачиваясь, совершенно уверенный в том что я следую за ним.
Я махнул рукой на прощание Петеру и поспешил за Марком. Еще немного поплутав Марк толкнул неприметную дверь с надписью: «Только для персонала», и мы вышли в шахту– туннель по которому туда обратно сновали погрузчики и кары с грузом. Возле ближайшей стены стоял пошарпанный погрузчик. Мы по лесенке забрались в высокую стеклянную кабину. Марк взявшись за руль щелкнул на приборной панели какой то тумблер, приборная доска ожила. Марк переключив скорость, нажал на газ. Погрузчик издал странный хрюкающе -визгливый звук, весь затрясся, напоминая больного, подхватившего неизлечимую форму лихорадки, немного задумался, а потом как будто кто то дал ему хорошего пинка под зад, тем самым придав нужное ускорение, сорвался с места и как оглашенный, рванул вперед врываясь в нескончаемую ленту мчавшихся по своим делам каров. Получилось чересчур лихо, потому что вливаясь в общий поток, Марк умудрился подрезать грузовой кар, сзади раздался душераздирающий визг тормозов, а в наушниках скафандра мат. Водитель кара не стесняясь в выражениях, довольно витиевато обвинял Марка в нестандартной сексуальной ориентации, достаточно не лестно высказываясь о его, Марке матушке, батюшки и о всех его родственников вместе взятых. А также выказал свое крайнее недоумение и глубокое сожаление по поводу того, что Марка родителя своевременно не воспользовались контрацептивными средствами защиты. Марк соблюдавший олимпийское спокойствие, пропустил все эти нелицеприятные высказывания в свой адрес мимо ушей, просто сжав левую руку в кулак, вытащил средний палец и открыв окошко кабины, показал всем с детства знакомый жест, обозначающий сами знаете чего, водителю кара чем заслужил в свой адрес новую порцию изощренных ругательств и твердое обещание натянуть его глаз на жопу. Правда как он это сделает, и как после этого действа будет выглядеть сам Марк, водитель не уточнил.