Свой среди волков
Шрифт:
Мое подразделение не посылали ни в Афганистан, ни в Ирак. Единственные военные действия, в которых я принимал участие, проходили в Северной Ирландии. Зато нам довелось побывать в так называемых «рейдах доброй воли» в составе делегации Объединенных Наций. Особенно мне запомнилась операция на Кипре, где мы охраняли нейтральную зону между турецкой и греческой частями острова. Однажды я выехал на турецкую сторону, чтобы доставить провизию. Я сидел за рулем грузовика, и со мной был еще один парень. Местные активисты сразу потеснили нас и начали сами раздавать еду. Если возникали какие-то проблемы, они тут же прибегали к насилию. Я скептически оценивал эту миссию — думаю, мы всего лишь помогали богатым стать еще богаче, а бедным — еще беднее.
Я стоял в стороне и ждал окончания процедуры. И тут мне на глаза попалась старушка, с трудом катившая деревянную тележку по камням мостовой в направлении нашего грузовика. Ее обветренное лицо было сплошь покрыто морщинами, одета она была в черное, как и большинство местных женщин. Наши помощники не обращали на нее никакого внимания, поэтому я между делом наполнил ее тележку всякой всячиной и, сопровождаемый неясным бормотанием старухи, покатил обратно к дому, который находился метрах в семистах от нас. Я ни слова не знал по-турецки, а она — по-английски. Но когда мы оказались у двери, она молча поблагодарила меня, сжав мою руку в своих. После этого турчанка сделала невероятную вещь — взяла с тележки самое красивое яблоко и стала настойчиво совать его мне в руки. Я пытался объяснить ей, что это лишнее, что у меня еды вдоволь, но она и слышать ничего не хотела. Нас-то кормили до отвала по три раза в день. А у нее не было ничего! Такое великодушие вызывало благоговейный трепет. Традиции и воспитание не позволяли ей оставить добрый поступок без награды. И как бы я ни восхищался миллиардерами, которые жертвуют целые состояния на благотворительность, это ничто по сравнению с простым жестом человека, умирающего от голода, но сохранившего честь и достоинство.
Я любил армию по многим причинам, и подобные моменты были определенно из их числа. Кроме того, после стольких лет одиночества я от души наслаждался чувством товарищества. Мне нравилась активная жизнь на свежем воздухе, и я искренне верил во все принципы, на которых держались вооруженные силы. Это помогало мне ощущать себя нужным и значимым. Дисциплина и строгий порядок внушали мне спокойствие и уверенность. Среди сослуживцев я был как в родной семье, и мне хотелось сохранить это положение на долгие годы. Я думал, что всю свою жизнь проведу в армии. Позднее, ведомый этой мыслью, я даже решил поступить в спецназ военно-воздушных или военно-морских сил.
Обычно из сухопутных войск можно было перейти в SAS, десантные части особого назначения, а из военно-морского подразделения — в SBS, спецназ морской пехоты. Но правительство как раз ставило эксперимент, в рамках которого допускался перекрестный прием. Я вызвался добровольцем на серию пробных испытаний. Учения морского спецназа проходили в Пулской гавани и ее окрестностях — тут я справился без особого труда. Далее я отправился в Уэльс на учения SAS… и угодил в мясорубку. Правда, я прошел первый этап, но до Херефорда, где находилась база, так и не добрался. Я, конечно, был огорчен, но утешался тем, что хоть день выдержал. Из ста пятидесяти участников сорок рухнули на обочину дороги еще до наступления темноты. Их измученные тела валялись по всему национальному парку Брекон-Биконс как овечий помет.
Оказалось, что мне не суждено служить в спецназе. Как, впрочем, и сделать серьезную военную карьеру. Но время, проведенное в армии, стало для меня бесценным периодом подготовки к тому делу, которому я в итоге посвятил свою жизнь.
Глава 6
Холодно, теплее… горячо!
С момента встречи с тем палевым волком, в зоопарке под Тетфордом, меня не покидало желание поближе познакомиться с жизнью и повадками этих удивительных существ, бывших источником моих детских страхов. Я начал читать книги о живой природе. Оказалось, многое из того, что я узнал о лисах за годы наблюдений, было применимо и к волкам. Лис систематически преследовали и жестоко уничтожали из-за дурной репутации — как выяснилось, совершенно незаслуженной. Но в отношении волков человечество пошло намного дальше. А именно — их практически полностью истребили во всех частях света! В моей душе зародились сомнения. А вдруг все эти страшные истории о волках, которых я так боялся, столь же необоснованны, как дурацкие байки об их маленьких рыжих собратьях?
Когда-то, давным-давно, волки жили повсюду. По численности они занимали второе место на земле после людей. В те времена, когда человек был охотником и собирателем, он мирно делил территорию с волком. Люди уважали волков как своих могучих братьев-охотников и наделяли их разными мистическими и магическими свойствами. Американские индейцы до сих пор верят, что духи их предков продолжают жить в нашем мире под волчьим обличьем. Когда они подписывают важные документы, то рядом обязательно должен находиться волк или, в наши дни, — собака. Во все времена существовало множество историй о том, как волки воспитывали в своей стае человеческих детенышей. Взять хоть братьев Ромула и Рема — тех, что основали Рим. Согласно легенде, они были вскормлены волчицей, которая нашла их плывущими в корзине по реке Тибр.
Но когда люди из охотников и собирателей переквалифицировались в фермеров и стали разводить домашний скот, все изменилось. Из героев волки превратились в злодеев. Теперь им приписывали демонические черты, их ненавидели и уничтожали, зачастую — полностью. Кое-где охота на них, под флагом самозащиты, продолжается по сей день. И до сих пор во всем мире волки считаются страшными, кровожадными чудовищами, которые охотятся при свете луны, крадут детей из колыбели и сбивают с саней русских крестьян.
Я пережил настолько сильное и необычное чувство, глядя в глаза того волка в зоопарке, что мне ужасно захотелось докопаться до правды. Не понаслышке зная, каково это — находиться в лагере аутсайдеров, я ощущал инстинктивное, непреодолимое желание помочь этим животным и в случае необходимости встать на их защиту.
Вскоре это превратилось в навязчивую идею. Я узнал, что в окрестностях Плимута, в деревушке под названием Спаркуэлл, есть Дартмурский парк дикой природы, где обитает стая волков. Отправившись туда при первой же возможности, я подошел к волчьему вольеру и разговорился со смотрителями. Теперь все выходные я проводил в парке, предлагая свою помощь, если у них возникала нехватка времени или персонала. Хозяином парка был Эллис Доу. Он жил в самом центре, в большом, солидном доме. Я познакомился с ним, и мы договорились, что я буду работать в Рождество и прочие праздники, когда другие смотрители предпочитают взять выходной. В пристройке, где располагался персонал, была свободная квартира, и мне предложили занять ее. Каждый отпуск, в то время как все мои друзья и сослуживцы отправлялись по домам, я проводил в Спаркуэлле. Волки словно заменили мне семью. Я не возвращался на родину, в Норфолк, более десяти лет.
Территория парка занимала около двенадцати гектаров на склоне холма. Волчий вольер располагался на самой его вершине, вдоль ограждения, за которым уже начинался Дартмурский национальный парк. Это было совсем небольшое пространство — площадью всего в полгектара, и на нем жили шестеро волков. По периметру оно было обнесено прочной стальной сеткой под два метра высотой, с двойными воротами, чтобы волки случайно не выскочили наружу, когда смотритель входит или выходит из вольера. Вся огороженная территория была покрыта густым лесом. В глубине вольера находился земляной вал, на котором деревья росли особенно часто. Там волки выкопали себе нору. Возле ворот приютилась низкая прямоугольная постройка, похожая на бомбоубежище, а рядом — еще одна, поменьше. На ее плоской крыше волки любили лежать в течение дня, греясь на солнышке. Раз в несколько дней служители затаскивали в вольер очередную тушу. Помимо этого, люди контактировали с животными лишь в том случае, если кому-то из них требовалась помощь ветеринара. Смотрители вообще не совались на территорию вольера без веской причины, а уж ночью, разумеется, никто и близко к нему не подходил. Парк закрывался до наступления сумерек, и все сотрудники расходились по домам.
Никто не входил на территорию вольера, не вооружившись предварительно большой палкой, — это была обычная практика, когда дело касалось крупных хищников. Но волки никогда не проявляли агрессии. Наоборот, создавалось впечатление, что они сами боятся людей. Когда человек заходил в вольер, они в панике убегали в дальнюю его часть или прятались в нору, а к еде подходили, только удостоверившись, что поблизости никого нет. Они вовсе не были похожи на кровожадных убийц, которые только и ждут удобного случая, чтобы наброситься и перегрызть вам горло.