Своя Беда не тянет
Шрифт:
— Что — как?! Ты обшмонала мои карманы?
— Ага! — она так интенсивно кивнула, что очки чуть не свалились с ее носа. Беда подхватила их мизинцем и уставилась на меня весело, как Питров на допросе.
— Ага, ага! Искала любовные письма, а нашла «ракету»! Ты балуешься ганджубасом?
— Я балуюсь педагогикой. Давай, объясняй, что это такое и с чем это едят.
— Сейчас! — она бросила бутылку на свободный угол стола и снова умчалась в коридор, перескакивая через тюки. Я услышал, как хлопнула
Пришла она быстро, я едва успел споить Рону свой сладкий чай.
— Значит так, — она вертела в руках маленькие бумажные пакетики. — Это — «ракета». — Она потрясла у меня перед носом вонючей бутылкой. — Это — боеголовка. — Она пальцем ткнула в наперсток, вставленный в горлышко. — Это — ганджубас! — Она потрясла бумажными пакетиками у себя над головой, будто угрожая высшим силам за мою непонятливость и тупость. — Ганджубас!
— В каком смысле?
— План!
— Чего?
— Не придуривайся!
— Не выделывайся!
— Каннабис сатива! План, трава, марихуана, анаша, блин! Ганджубас — по-цыгански! Ты что, только что из пансиона благородных девиц?!
— Откуда в твоем доме наркотики?!! — заорал я так, что посуда зазвенела.
— О, господи! — она заткнула уши руками. — Наркотик! Детская забава. Привыкание не больше, чем к шоколаду! И не в моем доме, я у Сереги-массажиста, соседа, стрельнула. Сам же попросил-наехал: как это работает, с чем это едят?!
— В мои времена у соседей стреляли соль…
— Твои времена прошли, ты прокис, устарел, покрылся плесенью. Пол-Европы признало: конопля — двигатель культуры. Очень скоро она заменит человечеству еду, лекарство, топливо, одежду, жилье и книги! Ты отстал! Наркотик!
Я подавился возмущением и стал смотреть, как она засыпает траву в наперсток и поджигает ее. Заправским жестом босой ноги она наступила на веревку, привязанную к мешку, и потянула бутылку вверх. Со смачным чпоком бутылка наполнилась дымом.
— На, глотни, — протянула она агрегат.
— Ты что, сдурела?!
Она ртом запечатала горлышко и вдохнула дым. Пакет со звонким треском втянулся обратно в бутылку.
— Эй! — крикнул я. — И частенько ты этим занимаешься?!!
— Второй раз. Грех такую шикарную «ракету» не опробовать! — Беда снова сыпанула травы в наперсток и чиркнула зажигалкой. — Зажигалочку лучше использовать марки «Федор», видишь, эта дрянь «Крикет» плавится. И все другие плавятся. А «Федор» делают в Голландии, а там ганджубас любят, уважают и не преследуют.
— Это наркотик! — я треснул кулаком по столу. — Садить за это надо!
— Британские политики открыто признаются, что курят анашу, и не видят в этом ничего плохого. На, — она опять протянула мне бутылку, начиненную дымом.
— Я не британский политик, — буркнул я.
— Увы. Ты педагог. Значит, должен знать, с чем бороться.
— К черту!
— Я все-таки повешусь. Вокруг меня одни педагоги и девственницы. — Она поднесла бутылку ко рту.
Я отобрал у нее «ракету». Отобрал и высосал дым. Она умела брать на «слабо». Пусть подавится, пусть запишет на свой счет двести очков и опять перетянет весы на свою сторону. Зато я знаю все теперь про эту бутылку.
Я глотнул дым, но ничего не почувствовал. Курево как курево, только залпом и много. И кстати, экологически чисто — в комнате не остается ни дыма, ни запаха.
Беда снова зарядила боеголовку.
— Слушай, — сказал я, — а зачем эти навороты с бутылкой? Траву, по-моему, в косяки забивают и курят.
— Ха! Темнота. Трава денег стоит. Поэтому особо экономные люди придумали, как сделать так, чтобы ни капли драгоценного, веселящего дыма не уходило в атмосферу. Все внутрь, все в организм.
Свою порцию я заправил сам. Я, конечно, не британский политик, но и не ташкентская девственница. В конце концов, нужно знать, с чем бороться…
— Ну, как? — спросила она.
— Детская забава.
— Я и говорю, — она сыпанула в наперсток последнюю порцию травы.
— Дрянь трава, — Беда поморщилась, но выглядела она довольной, будто не брызгала слезами в окуляры десять минут назад. — Бурятская, наверное. Хуже только сибирская и алтайская.
— А лучше? — я решил пройти ликбез по полной программе.
— Казахстан, Киргизия. Если повезет, можно нарваться из Чуйской долины. Про Афган я вообще молчу.
— Я жил с наркоманкой.
— Ты жил с репортером криминального еженедельника «Криминальный Сибирск».
— Ну да, вторая древнейшая. А ты весь криминал пробуешь на собственной шкуре?
— Не весь.
Я кивнул. И громко заржал. Здорово она это сказала: «Не весь»! В отличие от нее я понимал чужой юмор.
Она посмотрела на меня внимательно, как кошка, которая впервые увидела рыбку в аквариуме. Мне стало смешно.
— Я не рыбка, — хихикнул я.
— Больно-то надо тебя ловить! — хохотнула Беда.
— Тогда я пошел, — я встал и перешагнул через пару баулов.
Она засмеялась.
— У тебя походон, как у аиста на болоте. Эй, Бизя, у тебя проблемы?
— Ты каркаешь про мои проблемы прежде, чем они успевают появиться. Кстати, это у тебя проблемы! На полке появились книги! Донцова, Акунин, Коран и «Партнерский секс». Нет, каков наборчик! — Я покатился со смеху и плюхнулся с размаху на какой-то тюк. Хорошо, он оказался мягким, словно был забит ватой. Мне вдруг расхотелось уходить. Здесь тепло, светло и очень весело. Донцова, Акунин, Коран, и «Партнерский секс»! Никогда не видел, чтобы Беда читала: Элка — не читатель, Элка — писатель. Я снова заржал.