Своя Беда не тянет
Шрифт:
Я лез вверх, ветер хлестал меня по щекам, лестница была скользкая, но я ни на минуту не сомневался, что этот трюк у меня получится — с крыши схватить Ваньку за шиворот и устроить ему на свежем воздухе такую прилюдную трепку, что он навсегда забудет и про геру, и про ганджубас.
Крыша была обледенелая, ботинки скользили, и я решил передвигаться ползком. Меня вдруг осенило позвонить отсюда Беде, мне показалось романтичным — набрать ее номер, рискуя свалиться с крыши. Я это сделал, но зря старался, сеть почему-то здесь потерялась. Я пополз тихонечко,
Я нашел выход на чердак, закрепил веревку за трубу отопления, а другим концом обвязал себя. Стало легче передвигаться, и до края крыши над окном, где на карнизе стоял Глазков, я добрался быстро.
— Геру мне! — услышал я истеричный вопль, нагнулся и увидел клочкастую, плохо стриженую голову Ваньки. Он был близко, казалось, если перегнуться через невысокое ограждение, можно дотянуться рукой до его затылка. Снизу на меня смотрели десятки глаз, и я боялся, что невольно они выдадут мое присутствие.
— Где гера? — крикнул Ванька и поскользнулся.
Я кинулся вниз, перебросив корпус через ограждение. Видимо, оно давно сгнило, потому что под ударом моего тела решетка треснула, сломалась, и полетела вниз, разгоняя толпу. Веревка оказалась неожиданно короткой и я повис на ней, с трудом дотянувшись до Ванькиного загривка. Я схватил его за шиворот и проклял его бабку, которая наверняка покупала ему вещи в комиссионке. Ветхая джинсовочка затрещала по швам, но я успел зашвырнуть Ваньку на крышу, как паршивого котенка, подтянулся сам, и первое что сделал — вмазал ему по шее с риском ее сломать. Ванька отрубился и это было к лучшему: я беспрепятственно смог дотянуть его до входа на чердак, отвязал там веревку, и, взвалив нетяжелую ношу на плечо, стал спускаться на школьный чердак. В темном помещении, пахнувшем пылью и голубиным пометом, Ванька шумно всхлипнул и зашевелился. Я скинул его с плеча.
— Что, герой Чубаровец, подвиг не получился?
— Где я? — прошептал Ванька и я понял, что он может и не помнить своего чудесного спасения.
— На том свете, — зашипел я.
Ванька заорал так, что у меня заложило уши. Я решил, что роль Господа Бога выдается не каждый день, и взял быка за рога.
— Ну что, Иван, наркота не довела до добра? — спросил я замогильным голосом.
Ванька опять заорал.
— Да не визжи ты, как девица, а то на сковородку посажу и жарить буду без масла. Слышал про такие забавы?
Глаза стали привыкать к темноте, появились проблески света сквозь щели крыши. Пока Глазков не очухался, нужно его прессовать.
— Давно наркота по школе гуляет?
— Не, с месяц. Как мужские классы появились. — Ванька стал послушным.
— Кто, кроме Грибанова, торговал отравой в школе?
— Никто. Один он.
— Многие у него покупали?
— Человек десять, я всех не знаю.
— Чей адрес ты дал?
— Геры.
Ладно,
— Что знаешь про Грибанова, почему его убили? Кто мог знать, что в это время он вышел в туалет из класса?
— Ничего не знаю! — снова истерично заорал Ванька. — Меня уже допрашивали! Мы с ним каждый день в туалете встречались, каждый раз в разное время. Во время уроков в туалете никого. Он мне утром говорил, во сколько с урока отпросится, я на часы смотрел и тоже отпрашивался. Никто об этом не знал! Я все это говорил следователю… следователю…
— Питрову.
— Да.
— Кто бомжей ночами избивал в белых повязках с черными крестами? Грибанов? Ты? Кто еще?
Ванька замолчал. Наверное, он увидел свет и понял, что он не в преисподней. Я легонько дал ему по шее.
— Я. Грибанов. Из мужского одиннадцатого три человека: Сорокин, Малявин и Башмаков, и из шестой гимназии трое.
— И зачем вы их били? — искренне удивился я.
— Грибанов сказал, что всех убогих убивать надо. Старые и больные занимают место молодых и здоровых. Сказал, что мы чистим город от падали. А повязки с крестами затем, что мы не бандиты, а санитары. Хабаров, которого поезд зарезал, был его лучшим другом.
— Откуда у Грибанова оружие было?
— Не знаю, где он обрез достал.
Какой-то голубь взметнулся рядом с нами, захлопал крыльями, и Ванька, махнув рукой, утер лицо рукавом.
— А говорите — сковородка! Да тут говно на голову падает!
— То ли еще будет! — Я потянул его на выход, вниз, и он послушно спустился за мной по чердачной лестнице на площадку четвертого этажа.
Навстречу нам бежали Дора Гордеевна, Валентина Антоновна, Марина и два громадных санитара в белых халатах. Кто-то догадался вызвать скорую психиатрическую помощь. Один из бугаев, обняв Ваньку за плечи, повел его вниз. Ко мне подошла Марина и стряхнула с моих плеч чердачную пыль. Я мягко ушел в сторону и стал спускаться вместе со всеми.
Едва мы вышли на улицу, в школьные ворота на бешеной скорости влетела «Ока». Почти на ходу из нее выпрыгнула Лилька, за ней выскочила Ритка, и они вместе вытащили из салона какую-то девушку без шапки, с длинными черными волосами и испуганным лицом. Увидев живого невредимого Ваньку, которого в обнимку вели санитары, Ритка громко рассмеялась.
— Гера! — С Ванькой снова приключилась истерика.
Черноволосая девушка заплакала.
— Ну что, где доза? — усмехнувшись, спросил я у Ритки.
— Да вот же она! — Ритка указала на девицу. — Поругались они. Любовь у них!
Девица кинулась к Глазкову, но санитары отстранили ее.
— Гера! — орал Ванька.
— Ваня! — орала Гера.
Все кругом засмеялись: дети, санитары, Ритка, учителя. Только я не смеялся, я закурил воображаемую сигарету.
— Все равно подлечим! — сказал один из санитаров и повел сопротивлявшегося Ваньку в белую машину.
Права была вчера бабка — всем героям место на Владимирской.