Своя Беда не тянет

Степнова Ольга Юрьевна

«Аудюху» я припарковал максимально близко к зданию, потратив десять минут на ожидание, пока огромный джипяра не освободит облюбованное мною место.

Вокзал жил своей жизнью: толпы у касс и большого справочного табло, гулкий голос диспетчера, приглашающий на посадку. Я огляделся, принюхался — особый тут запах, запах отъезда, перемен и… опасности. Я решил, что, наверное, не прочь сгонять на недельку в Марбелью и посмотреть, что за дом мне там принадлежит; я решил, что, наверное, даже не прочь сгонять туда с Элкой, пусть и она посмотрит…

В камеру хранения путь лежал через зал игровых автоматов. Двое крепких парней, увлеченных игрой, при моем появлении переглянулись. Я не стал их радовать своим маршрутом, и, отыскав в кармане горсть мелочи, тоже уселся за автомат. Парни расслабились и переключили

внимание на яркие экраны, где светились не очень понятные мне комбинации. Я просидел меньше минуты и, убедившись, что никому не интересен, метнулся туда, куда шел.

Мне повезло: никто не прятал и не забирал свои чемоданы. Длинные ряды безликих ячеек навевали мысли о самоубийстве. Какой кретин придумал эту систему? Я почувствовал себя принцем-придурком, вынужденным среди тучи одинаковых голубиц опознать свою красавицу-принцессу. Я пошел между рядами, отыскивая нужный мне номер. Трехсотый, триста первый, и вдруг — шестьсот второй. Я развернулся и пошел обратно. Сотый, сто первый… В помещении было душно. Тысяча двести двадцать второй! Цифры поплыли перед глазами, и я ощутил дурноту, словно беременный. Тысяча триста сорок… Блин, на фиг, как говорят мои ученички! А мне-то какой номер нужен?.. Я ощутил, как волосы от ужаса встали дыбом под трикотажной шапчонкой. Мне-то какая ячейка нужна? Беда погибнет из-за того, что я — полный кретин и запутался в длинных рядах одинаковых, мерзких клетушек, не в состоянии вспомнить номер…

И тут я увидел одного из парней. Он стоял довольно далеко от меня, и я так понял, что стоял он около нужной мне ячейки. Я развернулся и побежал в противоположную сторону. Парень срефлексировал и помчался за мной. Это было глупо, но на это я и рассчитывал. Я дал ему себя догнать и с разворота, внезапно, ударил его корпусом и головой с силой, неожиданной для человека, который хотел удрать. Парень кулем свалился на пол, а я помчался туда, где он недавно стоял. Пятисотый, пятьсот первый, пятьсот второй! Код я, слава Богу, вспомнил мгновенно. Открыл я ячейку одновременно с тем, как парень, лежавший в проходе, вскочил на ноги и помчался ко мне. Выхватив кейс, я побежал.

Я догадывался, что второй гаврик караулит меня на выходе, я догадывался, что безнадежно запутался в этих бесконечных рядах, и понятия не имею, где выход. Еще я понял, что это не последняя неприятность этого вечера. Я бежал, и в глазах у меня рябило, словно не ячейки мелькали рядом, а бесконечно длинный товарняк мчался на полной скорости мимо меня. Тот, кто гнался за мной, почему-то отстал, скорее всего, тоже запутался в поворотах. Я сбавил ход. Двести тридцать восьмой. Если идти по убыванию номеров, то, наверное, можно дойти до двери. Так я и сделал. Около сто десятой я увидел мужика совершенно мирной наружности. В одной руке он держал решетку яиц, другой пытался открыть дверцу. Увидев меня, мужик почему-то вдруг испугался и стал убегать. Я пристроился за ним, в надежде, что он точно знает, где выход из этого ячеистого, душного ада. Я потерял его из виду на одном из поворотов, а когда увидел, то он плашмя лежал на полу — видно, не справился с управлением, поскользнулся и упал.

— Яйца-то целы? — успел поинтересоваться я, перепрыгивая через него.

— Яйца целы, голова болит, — ответил мужик, и я увидел, что это совсем другой мужик — пьяный в стельку. Мой бежал впереди, ловко удерживая на весу свои яйца. Я двинул за ним, но уже не бегом, а быстрым шагом, преследователь мой где-то потерялся. Кейс я спрятал под куртку, чтобы не мозолил глаза своим многозначительным, дорогим видом. Мужик с яйцами безошибочно вывел меня к двери, но радоваться мне не пришлось: там меня поджидали широкоплечие друзья. Тот, который гнался за мной, каким-то другим путем попал сюда раньше, чем я. Первым на выход метил гражданин с решеткой яиц. Увидев этих привратников, он передумал, метнулся назад, но напоролся на меня.

— Хульганье, — неуверенно заявил он.

— Есть маленько, — согласился я, забрал у него решетку и метнул в парней. Они не ожидали такого решения и под градом многочисленных хрупких снарядов стояли смирно, с недоуменными лицами. Их секундного замешательства мне хватило на то, чтобы протаранить дверь, корпусом разметав ротозеев. Один достал меня все же ударом ноги, и я чуть не

распластался по полу, но вовремя схватился за игровой автомат, со звоном и грохотом повалив его на бок, под ноги этому прыткому уроду. Он упал, поскользнувшись на яйцах, с треском вписавшись головой в поваленный автомат. Вряд ли он снова будет меня догонять. Зато второй парень отмер и бросился за мной. Я сбавил ход и даже дал ему себя ударить. Так себе оказался ударчик, до лица он не достал, попал в дипломат под курткой. Послышался треск его сломанных пальцев, и пока он морщился, я уложил его рядом с товарищем. Времени было мало: с минуты на минуту на шум могли нагрянуть местные менты, с какой-нибудь своей операцией «Антитеррор». Нужно было быстрее уносить ноги. Я бы чинной походкой дошел до выхода из здания вокзала, но мужик, у которого я отобрал яйца, вдруг завизжал «Грабят!», и помчался за мной. Бить его мне не хотелось.

— Батя, — стал я увещевать его, — веди себя тише, и проживешь дольше.

— Убивают! — прокричал мужик гораздо громче, чем «Грабят!»

Я выгреб из кармана какие-то деньги, метнул их в него, и помчался на выход. Хорошо, что машина была припаркована у дверей.

До Гона я домчался за двадцать минут. Охранник пропустил меня в лифт без лишних вопросов. Предательское зеркало отразило мою осунувшуюся угрюмую рожу со щетиной на щеках и темными кругами под глазами.

Дверь открыл Чен и молча проводил меня в комнату. Гон сидел, как сидел, даже не поменяв позы. Я бросил кейс ему на колени. Он накинул на него свои ручки-сучочки и заскреб крючковатыми пальчиками по кожаной поверхности.

— Я знал, что получится, — глухо произнес он.

Мне захотелось проломить его маленький череп с жесткими волосами, которые почему-то не тронула седина.

— Отпусти ее.

— Кого?

Я представил, как его тонкую шейку можно ударить ребром ладони, как хрустнут хрупкие позвонки, и Гон никогда не задаст мне больше глупых вопросов.

— Элку. Мою жену. Она была тогда в твоей машине и ты ее…

— Я не знаю никакой Элки, понятия не имею, что с ней, и вообще не понимаю, чего ты приперся с повинной, ведь никто не видел, кто и как угонял мою машину. — Он засмеялся, сначала тихонько и вкрадчиво, потом набрал обороты и загоготал во всю мощь, открыв пасть. Я зачем-то отметил, что у него целы все зубы, но самое паршивое было то, что я понял — Гон не врет и Элка не у него. Ржал он долго, я наконец увидел как он смеется. Узкоглазый Чен тоже заулыбался, скорее, из сочувствия к веселью шефа.

Они не ждали от меня нападения. Интересно, почему? Я не похож на человека, над которым можно смеяться.

Я ударил Чена внезапно ребром ладони — так, как мечтал. Может, он и обладал какими-то навыками, но от удара по сонной артерии вырубаются и не такие парни, как Чен. Его хорошо тренированное тело с буграми бицепсов под черной рубашкой рухнуло на пол, почти не наделав шума. Гон, оборвав свой смех, успел достать пистолет. Похоже, он был у него всегда наготове. Гон выстрелил одновременно с тем, как я распластался по полу. Пуля зацепила мне то ли ногу, то ли бедро, но это была ерунда, меня не остановило бы, даже если она снесла мне полголовы. Я сдох бы, вцепившись в горло этому шутнику. Я успел дотянуться до кресла и, из положения лежа, со всей силой, на которую был только способен, толкнул это сооружение на колесиках в стену. Маленький легонький Гон вписался в нее сначала коленками, потом лбом — так, что зазвенели все стекла в квартире, завибрировал весь металл. Гон повис на прозрачной ручке кресла как игрушка, у которой сдохли батарейки. Пистолет отлетел к моим ногам, кейс упал на пол около кресла.

Ему не нужно было надо мной смеяться.

Ни минуты не сомневаясь, я схватил кожаный чемоданчик, подхватил «ствол», и побежал по лестнице, ведущей на второй этаж квартиры. Квартира находилась на последнем этаже, попробую уйти через крышу, пока охрана не прибежала на выстрелы. Наверху оказалась просторная спальня со вполне человеческой обстановкой — кровать, мягкие кресла, ковры. В одном из кресел сидела девушка. Почему-то я не подумал, что в квартире мог находиться кто-то еще. Девушка была юная, испуганная, с длинными, светлыми волосами, и глазами, полными слез. Она слышала выстрелы, и было бы здорово, если бы она еще не успела позвонить в милицию.