Своя Беда не тянет
Шрифт:
— Отпустите ее. Это я угнал вашу машину.
Кореец за воротник куртки втянул меня в квартиру, и я позволил ему сделать это.
— Эй, Чен, — крикнул из комнаты голос Марлона Брандо, — тащи его сюда!
Я не стал дожидаться, когда Чен меня «потащит», и сам шагнул в огромное пространство гостиной, интерьер которой был исполнен из стекла и металла. В странном кресле с прозрачной спинкой сидел пожилой кореец с лицом, изъеденным оспой. Я некстати вспомнил о том, что в посуде, которой готовится хе, от крепости маринада облезает эмаль. Еще я подумал, глядя
— Это я угнал вашу машину, — сказал я пожилому корейцу, сообразив, что Леша Гон — это он.
— Странно, — сказал Леша Гон и замолчал.
Сзади меня, словно лакей, стоял Чен.
— Это получилось случайно, — как можно более смиренным тоном сказал я. — Моя «селедка» стояла в двух шагах…
— Странно не то, что ты ее угнал, а то, что рискнул в этом признаться.
Я понял, что убивать он меня будет не прямо сейчас, и быстренько выложил ему все: про «ракету», про ганджубас, про то, как я обкуренный перепутал машины и гонял по городу, отстреливаясь самсой от гайцов. Не рассказал я только про то, как вывел из ментовки Возлюбленного, Я решил, что к делу это не относится.
Честно говоря, я думал, что Гона эта история повеселит, но он ни разу не улыбнулся, и смотрел глазами-щелками куда-то мимо меня.
— Отпустите ее, — попросил я.
— Кого?
— Элку. Мою жену. Она наверняка строит из себя героиню и молчит.
— Ты не похож на учителя. — Его манера вести разговор, не обращая внимания на реплики собеседника, стала меня раздражать.
— Я служил в десантных войсках, если вы имеете в виду мой рост и телосложение.
— Вот с этого и надо было начинать. — Он крутанулся на своем странном прозрачном кресле и оказался ко мне спиной. Глядя в черный затылок Гона, я с тоской подумал о том, что корейцы в большинстве своем люди скромные, трудолюбивые, тонкие, детей своих музыке учат…
Перед Гоном зияло окно с черным небом за стеклом. Квартира была на последнем этаже, и штор в этом сумасшедшем интерьере почему-то не предполагалось. Наверное, Гон любил вечерком посидеть и полюбоваться на звезды, потому что в огромной комнате не было ничего, на чем можно было задержать взгляд — ни картин, ни фотографий, ни даже телевизора, только огромный черный квадрат окна.
— Ты не машину у меня украл, — сказал наконец Гон своим глухим, странным голосом. — Ты репутацию у меня украл.
Я почувствовал, как парень в черном за моей спиной напрягся.
— Я отстегнул немалую сумму, чтобы дело в ГАИ замяли, но знаю, они смеются у меня за спиной. У Гона угнали машину! Да ты знаешь, кто я такой?! — Он резко развернулся на своем кресле ко мне лицом. Я усиленно закивал головой и некстати подумал о том, что все стекла в этой гостиной, наверное, пуленепробиваемые, включая это странное кресло…
— Я только сегодня узнал, — торопливо поправился я, — а когда… угонял, не знал. Я не так давно в этом городе.
— Дай документы, — приказал Гон, и я протянул ему паспорт. Он поизучал с минуту его
— Отпустите ее! — Мне надоело быть просителем и извиняющимся. В теле появился знакомый зуд, который появляется у меня перед тем, как тело независимо от мозгов начинает махать кулаками. Их тут двое. Всего двое. Этот Гон стар, худ, немощен, кажется, он инвалид и еле передвигается, поэтому ездит на кресле с колесиками, как паралитик.
— Ну что мне с тобой делать? — спросил Гон тоном Господа Бога. Похоже, ему эта роль доставалась чаще, чем мне. «Это мне что с тобой делать», подумал я про себя, а вслух сказал:
— Денег у меня нет.
Я думал Гон захохочет, ведь пошутил я! Но он даже не улыбнулся, он не умел веселиться. Или мои шутки не понимает никто?
— А я за свою репутацию деньгами и не возьму.
— А чем, натурой что ли? — снова попытался я пошутить.
— Типа того. Ты сделаешь для меня кое-что.
— Смотря что.
— Выбора у тебя нет.
— Выбор всегда есть.
— Не хорохорься, учитель. Ты провинился, и думаю, не очень хочешь перед судом отвечать как наркоман, угонщик и пр.
Он так и сказал «пр», наверное, неважно знал русский язык.
— Что нужно сделать?
— Другой разговор. Съездишь на вокзал, заберешь из камеры хранения кейс и привезешь его сюда.
— Что в кейсе?
— Ты ведешь себя глупо.
— Я сделаю все, но сначала вы ее отпустите.
— В этой игре я говорю, кто и что должен сделать сначала. Ты привезешь сюда кейс, а потом мы поговорим о твоей проблеме.
— Номер и код ячейки.
Гон назвал незатейливую комбинацию цифр. Я повторил ее в уме, ощущая себя полным ничтожеством. Самое невыносимое — быть марионеткой. Глупой, послушной, без права на выбор. У меня опять кулаки зачесались, но я вспомнил про Элку, которая, наверное, сутки не ела, и самое страшное — не курила.
— Действуй, — слегка оживился Гон. — Задача ясна? Найдешь пятьсот вторую ячейку, заберешь чемоданчик и постараешься живым и невредимым доставить его мне. Впрочем, твое здоровье меня не волнует. Главное, чтобы кейс был целый.
Значит, заполучить этот кейс много охотников, ячейку, скорее всего, пасут. Мне опять придется побегать, попрыгать, а может, и пострелять.
— У меня нет оружия, — сказал я Гону.
— Я тоже законопослушный гражданин! — поднял Гон вверх свои короткие широкие брови.
— Понял, отстал. Мне нужно два часа.
— Полтора, — отрезал Гон и опять одним движением развернулся на кресле спиной ко мне. Я повернулся и пошел к двери.
Когда я вижу корейцев, я всегда хочу хе.
До вокзала я долетел за тридцать минут. Вокзал находился почти в центре, и проспект, который вел к нему, недавно отремонтировали. Я гнал под сто двадцать — предельная скорость, на которую способна моя «селедка» — рискуя нарваться на гайцов. Был гололед — обычное для Сибири явление, и встречные машины, завидев меня, заметно сбавляли скорость и пугливо прижимались к обочине.