Своя Игра
Шрифт:
Ну, я же говорю, гад. Никто-то меня не любит, не жалеет.
Отражение в стекле послушно скривило губы, надулось и всхлипнуло. А потом вдруг показало язык и, превратившись в толстого черного кота, вылезло из зазеркалья и плюхнулось мне на колени.
— Гладь, — велело оно. — Не любит ее никто. Ха. А у меня, между прочим, вся шерстка свалялась, а никому и дела нет.
Пришлось подчиниться, хотя шерсть и так лоснилась и сверкала под ярким светом магических светильников, а морда чуть не трескалась от съеденной сметаны. Слушая чужое бессовестное
Вскоре вернулся Умник, притащив с собой побледневшего Сезариана.
— Стабилизируй ее, — приказал шаффт, подталкивая фракката ко мне.
Тот тяжело опустился на пол рядом с креслом и положил голову мне на колени.
— Да за что ж такие мучения бедному котику? — взвыл лингрэ, распушив хвост. — Теперь и этого лечи.
Против троих странная болезнь не выстояла и убралась, оставив после себя легкое тянущее чувство и настойчивый шум в голове, складывающийся в одно слово.
"Умар, Умар, Умар…" — упорно звал кто-то.
— Слышь, зеленый, — недовольно окликнула я, — какого черта он тебя в моей голове ищет? Чего в твою лысую черепушку не лезет?
— Потому что канал на тебя настроен, — ответил он. — Новый сейчас не открыть. Да и не так это просто подключиться к новой кукле.
— А твой канал?
— Это не канал, это скорее перемещение. Короче, по нему точно не пройти. Ты мне лучше скажи, когда это ты с Ферьоном беседовала? И почем мне не сказала?
— Прошлой ночью, — пожала плечами я. — А сказать просто не успела. Пол объявился, и не до того стало.
— Что он хотел?
— Помочь хотел. Только не знает, как.
— Помочь? — шаффт вытаращил на меня огромные желтые глазищи. — Мне? Он там что, рры-бруа нажрался и глюки словил? Он же меня терпеть не может.
— А я знаю? — возмутилась я, старательно расчесывая пальцами "несчастный уставший хвостик". — Тебе надо, сам с ним и разговаривай.
— Хм. А это идея, — потер лапищи Умник. — Только тебе вздремнуть немного придется, а Зар меня подключит к…
— Давай без подробностей, — отмахнулась я. — Потом все расскажешь. Тезисно.
Меня молча подняли на руки, соскользнувшего с колен и отчаянно замахавшего лапами Бумера подхватили, вскинули на плечо, а Зару велели держаться за хвост, который наглый лингрэ тут же спрятал, и всей толпой двинулись в спальню. Кровать отказалась столь мягкой, что я провалилась в сон, едва коснувшись головой подушки. Подозревать наглое воздействие не хотелось, но…
Проснулась я от возмущенного детского возгласа:
— Они сами виноваты. А чего они со мной играть не хотели?
В освещенной магическими шарами спальне, прямо на полу, покрытом ласково мурчащими меховриками, восседал насупленный Половиныш. В воздухе перед ним разворачивались цветные объемные картинки, замирали на миг, а потом с громким щелчком схлопывались, сворачивались в яркую точку и исчезали.
— А
Оглянувшись, я не заметила ни Ильсана, ни играющего с ним Умника. Собственно, кроме меня, Пола и меховриков в комнате никого не было. В том числе и таинственного собеседника арката. В огромном зеркале, упрятанном в деревянную резную раму, никого постороннего тоже не наблюдалось — только мягкий диванчик, половина шкафа и главный атрибут любой спальни — пышный куст, усыпанный алыми ягодами.
— Привет, малыш, — осторожно позвала я.
— Привет, — заулыбался тот, подтверждая свою радость в очередной картинке, где медленно тающий чеширский кот весьма сильно смахивал на Бумера, укравшего связку сосисок. Нечем иным столь широкая улыбка на его морде объясняться просто не могла.
— А где папа?
— Не знаю, — надул губы аркат.
— А во что они с Ильсаном играют?
— В секретное совещание, — тяжко вздохнул ребенок, потерев пальцем нос. — А меня не берут.
— Так ты и здесь вроде неплохо играешь? — я попыталась отвлечь Пола от грустных мыслей.
— Ага, играю. Только она все время выигрывает.
— Кто она?
— Тетенька, которая Ильсана искала, — бесхитростно пояснил малыш. — Они там в какое-то кресло играют, — хихикнул он, — садятся и Ильсана зовут. Сначала дяденьки садились. Смешные такие. У них уши — во.
Уши арката, повинуясь приказу хозяина, стремительно вытянулись вверх — раза эдак в два больше чем у любых уважающих себя эльфов.
— Классно, да?
— Еще бы, — серьезно кивнула я, старательно пытаясь не расхохотаться.
— Только они скучно играли. Одинаково. "Ильсан, ты где?", "Ильсан, что с тобой?" Фу, бяки.
— А тетенька?
— А тетенька хорошая, — весело ответил он. — На тебя похожа. И поиграть со мной согласилась, — тут он вновь скуксился. — Только выигрывает.
— А во что вы играете?
— В угадайку. Я ей картинку показываю, а она угадывает, что тут лишнее.
Болтая со мной, аркат не забывал показывать "хорошей тетеньке" новые картинки, и на очередной над просторными заливными лугами полыхали два ярко-зеленых солнца.
— Ну вот, — вдохнул он, — опять угадала.
— А она нас слышит? — уточнила я.
— Неа, — улыбнулся Половиныш, — она со мной в голове говорит, а ты снаружи.
— А картинки?
— А картинки и там, и там.
— Тогда, — хитро усмехнулась я, — давай-ка мы эти картинки усложним.
— А как? — заинтересовался малыш.
— А ты ей что-нибудь настоящее покажи. И ничего от себя не добавляй.
Аркат задумался, и вскоре в комнате засверкал восхитительный по своей красоте водопад. Сияющие воды каскадом спускались в огромную горную чашу, а затем обрушивались в подернутое туманом озеро, окруженное густым лесом. Раскаленное желтое солнце золотило голые скалы напротив водопада, отражая его словно в зеркале.