Своя Игра
Шрифт:
И главное, опять Ферьон виноват. Можно подумать, это все он сделал.
Хм, а почему бы и нет. Раз уж все равно ругают, то пусть хотя бы будет за что. Заодно и душу отведет, зеленой стервой травмированную.
А что? Оказывается, неплохо помогает. Это он про кровать. С остальным Такин повременит пока.
И мысли, кстати, отлично прочищает. А еще идеи подкидывает. Надо же как-то объяснить перевернутые вверх дном покои Координатора. Н-да, не стоило просить Швяшного поискать там что-нибудь интересное. Уж лучше бы Такин сам искал, честное слово. Хотя результат все равно один —
Араж бы побрал этого Швяшного. Ферьон же просил конфеты принести, а не устраивать в эльфийской столице акцию "принеси ориэйл — получили индульгенцию на один удар канделябром". Такин не знал, почему эльфы этих канделябров так боятся, но конфетами у него теперь весь гардероб забит. Невестам, что ли, вместе с лентами раздавать?
Ну да ладно, с этим он разберется. А вот что делать с Координатором?
А может, сказать как есть? Из-за проклятия, которое раскопала Луитти, Центр подвергся нападению наглой нечисти. А что? Разве неправда? Помнится, Сарана говорила, что Джан там какого-то мертвеца раскопал. Вот. А в могилах много всякой гадости водится. Главное, чтобы Швяшной об этом не узнал. Иначе двумя коробками лент Такин тогда не отделается.
Итак, что они имеют? Луитти приволокла на своем хвосте проклятие (и сопровождающую его нечисть). Тигара вертелась рядом, вот и подцепила заразу. Координатор… ну, случайно перескочило. А нечего было с мертвецами фотографироваться. Лица там, конечно, нет, но Такин более чем уверен, что тот палач, замуровывавший в стене лиходея (а то и вовсе убийцу), их драгоценный Координатор собственной персоной. Любит он в Калейдоскоп шастать. А про развлечения его Ферьон даже знать не хочет. Короче, случайно это все. С проклятием, в смысле. Или Луитти с Тигарой что-то злое измыслили. И только скромный, добрый и честный Такин ал'Ферьон совершенно ни при чем.
Выспаться так и не удалось. Первые полночи глупости всякие в голову лезли, не давая глаз сомкнуть, а рано утром…
Ну что это за мода такая — визжать по утрам? А еще шипеть и кусаться…
И если визжали где-то вдалеке — дружно, слаженно, на два противных женских голоса, то шипели совсем рядом, буквально на ухо, а когда шипеть надоедало, кусали за нос. И если голоса были смутно знакомы (и явно ненавидимы), то в происхождении укусов сомневаться не приходилось. И зачем Такин только этого оппозиционного гада сюда впустил? Сейчас бы спал спокойно.
— Спокойно спать — это скучно, — мявкнул гад в то же многострадальное ухо, зато нос в покое оставил. — Тем более, когда есть шанс спасти мир.
— А этот мир не может подождать до обеда? — Ферьон стряхнул кота и перевернулся на другой бок, натягивая на голову одеяло. — Вот высплюсь и всех убью… то есть спасу.
— Сейчас надо, — запрыгнул ему на плечо нархан, — эти гады всю ночь условия согласовывали. Если сейчас не начать, они еще пару веков спорить, кто из них пострадавший,
Бездна Рувала.
Уснуть вновь уже не получится — скачущая на плече когтистая туша этому явно не способствует — придется вставать.
— Молодец. Давно бы так.
Нехотя откинув одеяло, грейм сел и лениво покосился на дверь.
— А эти там чего визжат?
— А я знаю? — пропищал с его стола нежный голосок.
Здесь что, еще кто-то есть?
Нет, ну это ж надо — не комната, а проходной двор.
На краю стола, старательно распихав в стороны бумаги, сидело нечто непонятное. Таких существ Такин раньше не видел, но это вовсе не повод удивляться. Миров, которыми управляют греймы, бессчетное множество, и где-то да водятся низкорослые пухленькие малышки с золотистыми кудряшками и прозрачными крылышками. Болтая торчащими из-под короткой желтой юбочки ножками, девчушка гляделась в зеркальный бок чернильницы и, изредка макая в нее перо, подкрашивала ресницы.
Подмигнув Такину синим бесстыжим глазом, кудряшка плюнула на кончик пера, дорисовала над губой мушку и знакомо уточнила:
— А тебе не пофиг? Визжат и визжат. Мой подарок, поди, в сумочках обнаружили.
— Какой еще подарок? — не понял грейм.
— Нет, а я виноват, что в этот вашем Центре ни одного лотка нет? — возмущенно нахмурила бровки малышка.
Малышка… Лотки…
— Швяшной. Гад. Это ты, что ли?
— Нет, моя бабушка.
— А ничего у тебя бабушка была, — усмехнулся Ферьон, спешно натягивая халат, — симпатичная. По крайней мере, без хвоста.
— Понимал бы что в красоте, — прошипела кудряшка. — Хвост — это главное мерило красоты.
— Слышь ты, мерило, в сумки-то зачем гадить было? Эти ж дуры сейчас сюда явятся отношения выяснять.
— А что? — хихикнул мерзкий нархан. — У тебя есть привычка путать сортир с дамскими сумочками? Нет? Тогда чего ты переживаешь? Сейчас повизжат немного и волосы друг другу драть пойдут. Одевайся живей, айда смотреть.
— А как же спасение миров? — усмехнулся грейм. — Мы ведь так спешим.
— Да ну их… — отмахнулся Швяшной. — Четыре века ждали, и еще пару часов подождут.
— Думаешь, в пару часов эти стервы уложатся? — хохотнул Ферьон.
— А чего там потом драть-то на лысине? — поправила кудряшки нахалка.
— И то правда, — подмигнул нархану грейм.
Визг плавно перешел в вопли, сменяемые то воем, то рыданиями. Похоже, дамы нашли друг друга. Жалеют, поди, что со второго острова вернулись.
— Что за второй остров? — живо заинтересовался Швяшной.
Бездна Рувала. И кто Такина за язык тянул?
Стоп. А ведь он ничего такого не говорил.
— Ах ты тварь блохастая, — взорвался парень. — В моей голове шастаешь? И как только влезть умудрился?
Спешно установив самый мощный ментальный шит, грейм вздохнул спокойно, но не тут-то было — визжала мерзкая кудряшка ничуть ни хуже Тигары и Луитти вместе взятых.
— Аааааааа, — на одной ноте выла девчонка. — Мой бедный хвостик. Никто-то тебя не гладит, никто не жалеет.
Обернувшись толстым лохматым котом, нархан прижал к груди свой хвост и продолжил причитания: