Священная книга оборотня
Шрифт:
– Понятно. Поэтому на картонной коробке стоит, да? Вместо стола? Перед гостями не стыдно?
Его тон стал меня задевать.
– Знаете, Владимир Михайлович, – ответила я, – если сказать честно, я даже не знаю, к чему я испытываю большее равнодушие – к виду окружающих меня вещей или ко мнениям окружающих меня граждан. И то и другое слишком быстро остается в прошлом, чтобы я, как это говорят, парилась.
– В общем, бомжатник, – подвел он итог. – Участковый про эту хавиру знает?
– Хотите направить?
– Посмотрю на твое поведение. Ну,
До машины мы дошли молча, только Михалыч два раза выругался – первый раз, когда надо было протиснуться через щель между двумя фанерными щитами, а второй – когда надо было поднырнуть под перегородку.
– Пожалуйста, не материтесь, – попросила я.
– Я рукав порвал. Как ты здесь свой велосипед протаскиваешь?
– Запросто. Летом я его снаружи оставляю. Кто сюда полезет.
– Да, – сказал он, – это точно.
Машина стояла за воротами спорткомплекса. Значит, был шанс, что визит Михалыча останется незамеченным. Хотя какая разница? Местные могут ничего не замечать еще сто лет, но ведь Михалыч и его контора теперь все знают. Просто так они с меня не слезут. Придется искать новое жилье, подумала я, в какой уже раз…
Когда мы отъехали от спорткомплекса, Михалыч вдруг протянул мне алую розу с длинной ножкой. Я даже не поняла, откуда он ее вытащил, так это было неожиданно. Роза совсем недавно раскрылась, на ней еще блестела роса.
– Спасибо, – сказала я, беря цветок. – Я тронута. Но сразу хочу сказать, что между нами вряд ли…
– Это не от меня, – перебил он. – Шеф просил передать. Сказал, чтобы ты по дороге подумала над смыслом.
– Хорошо, – сказала я, – подумаю. А по какому прибору вы меня видели?
Он сунул руку в карман пиджака и вынул маленький предмет вроде портсигара с экранчиком, как у цифровой камеры. На портсигаре было несколько кнопок, но выглядел он в целом невыразительно.
– Это пеленгатор.
– И что он ловит?
– Сигналы, – сказал Михалыч. – Дай свою сумку.
Я протянула ему свою сумочку. У следующего светофора он взял ее за ремешок, вывернул его и показал мне маленький кружок темной фольги, размером меньше копейки. Он был совсем тонким и держался на клейком слое. Я бы никогда его не заметила – или решила бы, что это какой-то лейбл.
– И когда вы его мне прицепили?
– А когда мы в комнату шли шампанское пить, – сказал он и ухмыльнулся.
– Зачем? Ко мне такие серьезные вопросы?
– В общем, да, – сказал он. – Но теперь уже не у меня. Ничего, шеф тебя на чистую воду выведет… И не таких разъясняли. Я ему, кстати, сказал, чем ты занимаешься.
Происходящее совсем перестало мне нравиться, но было уже поздно метаться: мы приближались к знакомому дому. Проехав через двор, машина нырнула в металлические ворота гаража, которые немедленно закрылись, отрезав нас от мира.
– Выходи, приехали.
Как только Михалыч вылез, я положила розу на его сиденье – ее длинный шипастый стебель практически сливался с ним по цвету, и был хороший шанс, что Михалыч с размаху усядется на него своим крепким задом.
– Сымай обувь, – сказал он, когда я вылезла следом.
– Меня чего, на расстрел ведут?
– Как выйдет, – хмыкнул он. – Вон тапочки у лифта.
Я огляделась. Круглая дыра в потолке, стальной шест, спиральная лестница – мы были в памятном месте. Но теперь в гараже горел свет, и я заметила дверь лифта, на которую не обратила внимания в прошлый раз. Перед ней на полу стояло несколько пар сменной обуви разнообразного вида. Я выбрала синие тапочки с круглыми помпонами – у них был такой трогательно-беззащитный вид, что обидеть надевшую их девушку мог только изверг.
Дверь лифта открылась, и Михалыч жестом пригласил меня внутрь. На панели были две большие треугольные кнопки, соединявшиеся в ромб. Михалыч нажал на верхний треугольник, и лифт мощным рывком оторвал нас от земли.
Когда через несколько секунд дверь открылась, меня ослепил падающий со всех сторон свет. В лучах и радужных вихрях этого света стоял Александр. На нем был военный мундир и марлевая маска, закрывавшая лицо.
– Здравствуй, Ада, – сказал он. – Добро пожаловать. Нет, Михалыч, извини – тебя не приглашаю. Сегодня ты будешь лишним…
Я обратила внимание на пентхаус еще в свой первый визит. Только я не догадалась, что это пентхаус – снизу он напоминал темную кнопку на конце огромного бетонного карандаша. Его можно было принять за надстройку с моторами лифтов, какое-нибудь техническое помещение или бойлерную. Но эти бирюзовые стены, оказывается, были прозрачными изнутри.
Не успела я это понять, как прямо на моих глазах они стали темнеть, пока не сделались похожи на бутылочное стекло. Только что я щурилась от солнца, и вдруг за несколько секунд вокруг меня сгустился целый дом, который до этого не был виден из-за солнечного света, расшибающегося о множество зеркальных плоскостей.
Позже я узнала, что это было дорогой технической примочкой – прозрачность стен менялась с помощью специальных жидкокристаллических пленок, которыми управляла компьютерная система. Но тогда случившееся показалось мне чудом. А чудеса с давних пор настраивают меня на ироничный, чтобы не сказать презрительный лад.
– Привет, Шурик, – сказала я. – Что за балаган? Нет денег на нормальные шторы?
Он опешил. Но через секунду пришел в себя и засмеялся.
– Шурик, – сказал он. – Мне это нравится. Ну да. Раз ты теперь Ада, я, наверное, Шурик.
Его светло-серый двубортный китель с погонами генерал-лейтенанта и темно-синие штаны с широкими красными лампасами выглядели немного театрально. Подойдя ко мне, он снял с лица марлевую повязку, зажмурился и втянул носом воздух. Мне захотелось спросить, почему он постоянно так делает, но я не решилась. Он открыл глаза, и его взгляд упал на мои сережки.
– Как ты занятно придумала, – сказал он.
– Здорово, правда? Особенно красиво, что камни разные. Тебе нравится?
– Ничего. Михалыч передал тебе цветок?