Священная тайна
Шрифт:
План был прост: Серко затащит девчонку в фургон, а он тем временем позаботится о ее няньке. Круто и легко. Вот только водитель выскочил из «рено» так быстро, что сбил Кутлара с ног. Упав, тот выронил пистолет. Мгновенно оправившись от удара, Кутлар вскочил на ноги. Раздался выстрел. Стрелял «полицейский». Бросившись на врага, Кутлар выбил пистолет из его руки, затем развернулся и помчался обратно к автофургону. Оставив Серко один на один с «полицейским», Кутлар рванул с места. Оглянувшись в зеркало заднего вида, он увидел распростертое на тротуаре тело. Машина почти достигла поворота, когда пули зацокали по крылу автофургона. Боковое стекло разлетелось вдребезги. О том, что он ранен, Кутлар понял лишь тогда, когда попытался затормозить, но не смог сдвинуть ногу с места. Возвращаться было сродни самоубийству. У него не было ни единого шанса. Мертвец не сможет отомстить за смерть двоюродного брата.
В приемной зазвонил телефон. Кутлар знал, кто это. Интересно, сколько времени потребуется, прежде чем ОНИ выйдут на след «полицейского». Кутлар время от времени оказывал небольшие услуги Цитадели. В основном они заключались в запугивании и шантаже. Никогда прежде он не ввязывался в похищение, никогда не брался за оружие, но предложенная сумма была слишком уж велика, и Кутлар не устоял. В любом случае, когда ветеринар закончит свою работу, избавятся и от него. Надо будет срочно выходить из дела. Не важно, что ему не заплатят. Он не хотел сыграть в ящик раньше времени. Кутлар слышал, как звонит телефон, и жалел, что рассказал ИМ о клинике. Впрочем, у него не было другого выхода. Старший спросил у него, куда им обращаться за медицинской помощью в случае потерь. Он так прямо и сказал: «потерь». Надо было не соглашаться, а теперь слишком поздно. По крайней мере, слишком поздно для Серко.
— Я дам вам антибиотики. Они снимут жар, — сказал толстяк с профессионализмом, оставшимся у него от прежней жизни. — Лекарство также поможет избежать заражения.
Кутлар кивнул. Пот стекал с лысого черепа на шею и спину. Ходили слухи, что в прошлом ветеринар был настоящим врачом и лечил людей, пока слабохарактерность и пристрастие к морфию не сломили его.
— Вам надо залечь где-нибудь на время, — сказал толстяк. — Не перенапрягайтесь, пока рана не заживет.
— Сколько времени на это понадобится? — прохрипел Кутлар.
Во рту у него пересохло от новокаина или другой гадости, которую вколол ему врач.
Ветеринар опустил глаза и стал разглядывать рваную кровоточащую рану с таким интересом, словно смотрел на красивую орхидею.
— С месяц… Самое меньшее две недели. До этого не рекомендую даже становиться на раненую ногу.
— Он должен быть в форме уже сегодня, — раздался из-за двери голос Корнелиуса.
Оба мужчины вздрогнули.
Кутлар видел, как Корнелиус входит в комнату. Шрамы на его лице блестели в свете хирургических ламп. За ним шел Йохан. Капли дождя поблескивали на красных ветровках монахов. Казалось, что их одежда пропитана кровью.
— Хорошо, — сказал толстяк.
Он прекрасно понимал, что не стоит ссориться с клиентами.
— Я туго перевяжу рану и дам ему большую дозу сильного болеутоляющего.
Корнелиус остановился возле смотрового стола, нагнулся и с видом знатока оглядел рану, прежде чем ветеринар начал бинтовать ногу. Затем Корнелиус посмотрел на Кутлара и подмигнул ему. Его лицо расплылось в улыбке. От уголков глаз расползлись морщинки. Раненый почувствовал тупую боль в онемевшей ноге. Его приятель был прав: док не пожалел обезболивающего, вот только стены новокаина начали рушиться и армия боли ринулась в атаку.
Закончив перевязку, ветеринар потянулся за шприцом.
— Я сделаю ему укол морфия и дам таблеток с собой.
Сверкнула красная молния, и Йохан, схватив врача, зажал ему рот рукой. Налитые кровью глаза расширились. В них застыл ужас. Блеснули грязные стекла очков. Из носа толстяка вылетела сопля. Он задыхался. Корнелиус выхватил шприц из пухлых пальцев ветеринара и, всадив иглу в руку, обтянутую белой тканью халата, впрыснул морфий. Паника в глазах ветеринара сменилась осознанием собственной обреченности. Потом они остекленели. Наркотик вошел в его кровяную систему. Йохан подтащил слабеющего ветеринара к стулу и усадил его. Тем временем Корнелиус нашел еще одну ампулу морфия и вновь наполнил шприц. Второй укол он сделал в то же место, что и первый.
— Tabula rasa, — глядя на Кутлара, прошептал он. — Нельзя оставлять свидетелей.
Вытащив иглу из руки ветеринара, Корнелиус подошел к раненому.
Если бы не разрезанная нога, Кутлар пустился бы наутек, но он понимал — это бессмысленно. Он не сможет выбраться даже из комнаты. Кутлар подумал о лежащем на мокрой дороге Серко. Он надеялся, что эти безжалостные ублюдки, кем бы они на самом деле ни оказались, выследят убийцу его двоюродного брата и отплатят ему той же монетой. Кутлар уставился на шприц, на игле которого алела кровь врача. Корнелиус небрежно помахивал им.
«Надеюсь, он использует другую иглу», — подумал Кутлар прежде, чем осознал, что ему все равно конец.
— Нам надо отсюда убираться, — сказал Корнелиус.
Монах достал из стоящей на приставном столике коробки бумажное полотенце и завернул в него шприц.
— Ты можешь идти?
Кутлар утвердительно кивнул и перевел дух. Засунув шприц в карман ветровки, Корнелиус схватил раненого под руки и помог ему подняться. Кутлару казалось, что его опухшее, туго забинтованное бедро вот-вот разорвет бинты. Комната закачалась. Он хотел сделать шаг, но не смог… Последнее, что видел Кутлар перед тем, как потерять сознание, был плакат с большеглазым, здоровым и не страдающим глистами псом.
52
Рассвет начал окрашивать небо синевой, когда Габриель притормозил за двадцать футов от края каменоломни и заглушил мотор. Старые каменоломни находились у отрогов гор к северу от города. Оттуда вела дорога, по которой можно было доехать до Северного бульвара Руна. Когда-то по дороге громыхали, доверху нагруженные строительным камнем, более ста запряженных волами подвод.
Бьльшую часть камня для центрального храма Руна, а также северной и восточной крепостных стен добывали именно здесь. В наши дни дорога поросла кустарником и низенькими деревьями. За столетия ее засыпал слой перегнившей листвы, сквозь который то тут, то там выглядывали треснувшие плиты — единственное свидетельство того, что здесь вообще когда-либо проходила дорога. Каменоломня находилась на расстоянии двух с половиной километров от ближайшей проселочной дороги и не значилась ни на одной из современных карт. Даже среди бела дня было практически невозможно найти вход в каменоломню, если, конечно, не знать, что он там должен быть.