Священные основы нации
Шрифт:
Не только наделение именем или переименование, но замена всего только одной буквы, звука или знака, имеет определённый смысл, отражается на природе и судьбе вещи, на её духовном прообразе. Самый общеизвестный тому пример из религиозной мифологии - это библейское предание о переименовании Аврама в Авраама. "Но будет тебе имя: Авраам; ибо Я сделаю тебя отцом множества народов" (Быт 17, 5). Это прибавление одной только буквы, удлинение одного звука имело огромный духовный смысл, символический смысл множественности. Примечательно, что само имя Аврам (Авирам), можно перевести двояко: "отец величественного" и "мой отец величественен". Также и духовное преображение Иакова сопровождалось наречением его новым именем - Израиль, которое дал Иакову бог. Не случайно во время таинства пострижения в монахи новообращённого нарекают новым, духовным именем, вместо мирского. То есть духовное преображение предполагает смену имени, ибо именно имя отражает саму сущность, духовное содержание.
Слово,
Практически о каждом, как исконном, настоящем, так и заимствованном, искусственном слове можно сказать то же самое. Всегда и без исключения слово выражало сущность и природу обозначаемого им предмета и менялось вместе с ним. То, что в 1547 году Иван IV по инициативе своего окружения из великого князя стал царём, имело огромные и предпосылки, и последствия, огромный смысл как исторический, так и духовный. Царями на Руси называли ордынских ханов. Таким образом Иван Грозный провозглашал равенство Орды с Русью и окончательную независимость Руси. Само слово "царь" происходит от латинского "цезарь". Поэтому, кроме прочего, Иван IV выражал свои претензии на наследие уничтоженной турками Византии. Кроме того, в Европе эквивалентом "царя" был "император". Так что Иван IV этим ещё и противопоставлял себя как равного императорам Священной Римской империи. И, главное: князей много, а царь - один.
Всё это говорит о том, что не только данная свыше основа языка, но и его дальнейшее развитие, происходящее по воле человека, не случайно и не произвольно, а отражает глубинную, духовную судьбу предметов и явлений. В духовном мире совершаются события, истинную сущность которых нам отсюда едва ли возможно постичь. Там происходит некое взаимодействие духовных стихий и нуминозных сил, их столкновение, борьба. И все эти свершения так или иначе отражаются здесь, на земле. Люди, безучастные и непричастные этим сферам, существующие в неведении о духовном пространстве и его тайнах, оказываются простыми пассивными орудиями в этом сакральном взаимодействии. Однако их действия и поступки всё равно имеют тот или иной духовный смысл, даже если они об этом не подозревают. Поэтому в любом случае ни одно событие, в том числе и языковое, не происходит просто так и не проходит бесследно. И их отголоски можно найти в лексическом составе национальных языков. Так, например, слово "дева", божественное, священное значение которого для нас воплощает всю полноту святости и чистоты, в религии зороастризма, у древних иранцев, наоборот, означало воплощение сил зла, демонических духов, служителей Анхра Майнью.
Всякое радикальное разрушение и строительство, любая революция, имевшая целью трансформацию сознания и души человека, в первую очередь использовала для этого язык. Язык - это орудие разрушения и строительства миров. В 1708-1710 гг. Петр I провёл реформу русского письма, которое старообрядцы ещё долго называли "гражданской грамотой от антихриста". Реформу письма провели и большевики. Но основной мотив манипуляции языком - это подмена понятий. Извращение гармонии между вещью и её именем, между словом и предметом - это извращение реальности, извращение гармонии между духовным и вещественным мирами. Подмена понятий - это подмена самой реальности и мыслей о ней. В этой связи удивительно глубокомысленной оказывается расхожее русское выражение "называть вещи своими именами". Так, очевидно, можно было бы ожидать совершенно иных результатов так называемой "приватизации", если бы она сама имела понятное для людей название, а вместо такого пустозвонного слова как "ваучер", "приватизационный чек", которого не найдёшь ни в одном словаре, людям бы предложили "долю", то есть, часть, пай, надел, участь. Но подмена слов пустыми звуками отражала подмену понятий, и лежащий в основе самого процесса приватизации обман, мошенничество в полной мере соответствовал своим именам.
Давая имя, мы не просто определяем вещь, тем более не просто обозначаем её, мы познаём её, мы этим, в сущности, её создаём. И, называя что-либо даже не в смысле словообразования, а в качестве обозначения, мы наделяем обозначаемое определённым смыслом, придаём ему некое качество, свойство, сущность. И это действие, акт называния, имеет вовсе не только качественное значение, определяет далеко не только впечатление и отношение. Это действие, если знать и помнить о духовной реальности, стоящей за тонкой завесой внешней действительности, имеет священное значение. И ошибки при этом чреваты именно духовными последствиями. Так и переименование вещи - действие столь же значительное и судьбоносное, ибо этим мы изменяем природу вещи, её сущность и свойства.
И именно это безотказное орудие манипуляции обществом - подмена понятий, было с грандиозным размахом использовано большевиками для разрушения прежних, устоявшихся представлений о мире и замены их ложным, искусственным миром колхозов, наркомов и пролетариев. Не создание нового мира, а именно подмена понятий лежала в основе преобразования языка большевиками. Говоря о советском языке, прежде всего, нужно отметить неслыханное доселе распространение аббревиатур и сокращений, аналогов которому не знало ни одно время, ни один народ. Аббревиатуры и сокращения заняли практически равное по сравнению с полноценными словами место в лексиконе советского гражданина. СССР, РСФСР, ЦК КПСС, ВЛКСМ, ВДНХ, райкомы, наркомы, колхозы, и далее и тому подобное. Не слова, а аббревиатуры воплощали духовную и идейную сущность этой эпохи.
Но началось всё с того, что человек стал пролетарием, господин - товарищем. При этом очень любопытно проследить этимологию этих слов, ибо происхождение слова - это своеобразный лингвистический ключ к пониманию его сущности, его истинного значения и смысла. Этимологию общеславянского слова "человек" лингвисты объясняют по-разному, но, в сущности, схоже. Это слово произошло путём сложения двух корневых основ: *иеl– "член рода или семьи" и *vмkъ, "здоровье, сила". То есть, буквально слово "человек" означает "член рода или семьи, исполненный силы". Слово же "пролетарий" заимствовано из латыни. Так в Риме называли беднейший класс общества. Таким образом, исполненных силы членов семьи большевики сделали бедняками. "Господин" - это суффиксальное производное от "господь" в значении "хозяин, владыка". Слово же "товарищ" - тюркского происхождения, от слова "tavar", означавшего "товар, скот, имущество". То есть, хозяев во всех смыслах этого слова, хозяев своего имущества, жизни, судьбы, хозяев самим себе большевики превратили, наоборот, в имущество, в скотину.
Со всей очевидностью огромное, принципиальное, сущностное значение только этой одной подмены продемонстрировал сам Сталин. 3 июля 1941, на одиннадцатый день войны своё обращение к народу Верховный Главнокомандующий начал словами: "Дорогие братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья…" Не пролетарии, не товарищи, не рабочие и не колхозницы, не граждане, а братья и сестры, именно "сестры", а не "сёстры". Так, на древнерусский манер обращаясь к народу во время поистине общей, общенациональной беды, Сталин более чем открыто показал всю ложность, пустоту, бессмысленность и, главное, бездуховность советских имён человека, его, следовательно, советской сущности. И он понимал, что этими пустыми словами, этими именами не воззвать к духу человека, ибо к духу обращаются со священными словами.
Помимо прочего, этот пример также показывает значимость даже одного звука в слове. Множественное число от слова "сестра" имеет два совершенно разных значения - мирское и духовное, значение родства социального и родства по духу. И эта разница в языке зафиксирована сменой одной лишь буквы "е" на "ё", что лишний раз доказывает, какое большое значение имеет стремящаяся к простоте так называемая обывательская орфография, тем более любая реформа орфографии. Все те буквы и орфографические знаки, которые при этом считаются избыточными для смысла, на самом деле несут в себе вполне определённый и немалый смысл. Всё дело в том, какой именно смысл мы способны заметить и воспринять - только лишь поверхностный, прямой, или весь тот внутренний, глубинный и многоплановый, имеющий множество уровней смысл, который выражен в каждом малейшем факте языка.