Священный камень

Касслер Клайв

— Хорошо бы, — сказал Оверхольт. — Мне тут уже задницу поджаривают. Как положение дел с поиском бомбы?

— Кабрильо и его команда планируют установить точное ме­стоположение утром, а затем вызвать на подмогу MI-5.

— Я буду ночевать в кабинете. Позвони, если что-то изме­нится.

— Обязательно, — ответил Хэнли.

Дик Трюйт взял на стойке ключ от номера и дал чаевые швей­цару, чтобы тот отнес его сумку. Пошел по коридору к номеру Кабрильо и тихо постучал в дверь. Открыл Мидоуз.

— Легок на помине, — сказал он, отходя в сторону

и пропу­ская Трюйта внутрь. Тот вошел. На столе стояли тарелки с не­доеденной едой вперемежку с листами бумаги и папками.

— Доброе утро, босс, — сказал Трюйт Хуану, подошел к теле­

фону и заказал в номер «Кока-колу» и двойной сэндвич. Вер­нувшись к столу, опустился в кресло.

— Хальперт выяснил, что это за военный, фотографию ко­торого ты нашел, — сказал Кабрильо. — Но мы пока не поняли, как он связан с Хикмэном.

— Он его сын, — коротко ответил Трюйт.

— Вот черт! — выпалил Сэн. — Тогда это многое объясняет.

38

— Наверняка, — продолжал Трюйт. — Когда я был в кабинете Хикмэна, в моей памяти отложилось нечто странное, но я не успел разглядеть все поподробнее, поскольку хозяин неожи­данно вернулся. На полке рядом со столом стояла пара детских ботиночек, в бронзе.

— Странно, — сказал Кабрильо. — Ничего не известно о том, чтобы у Хикмэна были дети.

— Да, — согласился Трюйт. — Но на ботиночках висел сол­датский жетон.

— Ты не успел его прочитать? — тут же спросил Сэн, отслу­живший в свое время в морской пехоте.

— Нет, но, думаю, это сможет сделать кто-нибудь из полиции Лас-Вегаса. Вопрос в том, зачем Хикмэну чужой солдатский жетон?

— Только если он принадлежал очень близкому человеку. — сказал Мидоуз. — И этот человек мертв.

— Позвоню Оверхольту и попрошу его, чтобы полиция Лас- Вегаса это проверила, — сказал Кабрильо. — А вы отдохните. Чувствую, завтра будет горячий денек.

Мидоуз и Сэн вышли из номера, но Трюйт остался.

— Я поспал на борту «Гольфстрима», босс, — сказал он. — По­чему бы вам не дать мне адрес, и я проведу небольшую ночную разведку.

Кабрильо кивнул и выдал Трюйту всю информацию.

— Собираемся здесь в восемь утра, Дик, — сказал он. — А по­том прибудут и остальные.

Трюйт кивнул и пошел в номер, чтобы переодеться. Через пять минут он уже спускался в вестибюль на лифте.

Хальперт работал всю ночь. «Орегон» шел к Лондону полным ходом, с минимальным количеством людей на вахте. Оператив­ники спали в каютах, и на судне воцарилась тишина. Хальперт любил спокойствие. Запустив в компьютере поиск в базе дан­ных Министерства обороны, он пошел по коридору на камбуз, поджарил себе бейгл и сварил кофе в кофейнике. Намазав бейгл мягким сыром, завернул его в бумагу, сунул под мышку, взял кофейник и пошел обратно в кабинет.

В лотке принтера лежал лист бумаги. Вынув его, Хальперт медленно прочел текст. Ближайшим родственником Кристофе­ра Ханта была Мишель Хант, его мать, проживающая в Кали­форнии в Беверли Хиллз.

Введя имя в компьютер, Хальперт начал поиски информации.

В Лондоне было четыре утра, когда «Хоукер-800ХР» с Хик­мэном на борту приземлился в Хитроу. Прямо на полосе его ждал черный «Роллс-Ройс». Лимузин помчался по пустынным улицам в сторону Мэйденхеда.

Хикмэн хотел быть на фабрике в Мэйденхеде к открытию. Остальная команда скоро прибудет из Кале, а ему еще очень много надо сделать. Он поглядел на флакон с заразой, который купил у Вандервальда. Немного этого, немного пыли от метео­рита — и вуаля.

Учитывая, что квартира располагалась в Ист-Энде, ее обста­новка была роскошной. Этот район долгое время был самым дешевым, но в последние пару лет Ист-Энд стал попрестижнее и подороже, когда высокие цепы на жилье в центре заставили старожилов переезжать оттуда.

Трехэтажный дом на Кингсленд Роуд, неподалеку от Музея Джеффри, пережил бомбежки Второй мировой практически невредимым. После многих лет в качестве съемного жилья для иммигрантов, облюбовавших район в конце двадцатого века, по­следние пару лет дом возродился в качестве дорогого публично­го дома, находящегося под контролем старого семейного клана бандитов, возглавляемого Дереком Гудлином.

На первом этаже был салон и бар с кабинетами. На втором расположилось казино и еще один бар; на верхнем же были спальни, отделанные на любой вкус.

Как только Лабатиби остановил свой «Ягуар» перед домом и выбрался наружу вместе с Амадом, Дерек Гудлин, который сам заправлял делами в этот вечер, уже ждал его. Гудлин, которого за глаза звали Жуком за крохотные круглые глазки и покры­тую оспинами кожу, улыбнулся, подбежал к дверям и уже начал мысленно считать денежки. Он уже имел дело с этим арабом и знал, что если Лабатиби решил провести здесь ночь, то счет пойдет на тысячи.

— «Чивас» с «Кока-колой», — крикнул Гудлин бармену, вы­бегая навстречу гостю, и, распахнув двери, улыбнулся, обнажив тонкие острые зубы. — Мистер Лабатиби, — произнес он с те­плотой змеи, которую положили в ящик со льдом. — Как здоро­во, что вы сегодня с нами.

Лабатиби презирал Гудлина. В нем он видел все, что ненави­дел в западных людях. Гудлин делал деньги на грехе и разврате, и то, что Лабатиби часто становился его клиентом, не меняло ровным счетом ничего.

— Привет, Дерек, — тихо ответил Лабатиби, беря у подбе­жавшего официанта бокал. — Смотрю, все обделываешь свои бесчестные делишки.

Гудлин мерзко улыбнулся в ответ.

— Просто даю людям то, чего они желают, — ответил он.

Лабатиби кивнул и дал знак Амаду идти за ним. Подойдя к резному бару красного дерева, он опустился в кресло у круглого стола, на котором стояла зажженная свеча. Гудлин последовал за ним, как преданная собачка.

— Будете сегодня играть? — спросил Гудлин, когда оба гостя уселись.

— Быть может, позже, — ответил Лабатиби. — Пока что при­неси моему другу арака, а потом позови Салли.