Святая Иоанна (Хроника в шести частях с эпилогом)

Шоу Бернард

Карл. Ну а почему же он не снимет осаду?

Ла Гир. Ветер мешает.

Синяя Борода. Как может ветер ему помешать? Орлеан не на море.

Ла Гир. Он на реке Луаре. И англичане захватили мост. Чтобы зайти им в тыл, надо погрузить солдат на лодки и подняться вверх по течению. Ну и Дюнуа не может это сделать, потому что ветер противный. Ему уж надоело платить за молебны: попы там день и ночь молятся, чтобы подул западный ветер. И все без толку. Тут нужно чудо. Вы говорите, то, что эта девушка сделала со сквернословом Франком, — это, мол, не чудо. Ну и пускай! Но это прикончило Франка.

Если она переменит ветер для Дюнуа — может, и это не будет чудом; но это прикончит англичан. Так отчего не попробовать?

Архиепископ (который тем временем дочитал письмо до конца и, видимо, призадумался). Да, судя по всему, она произвела большое впечатление на де Бодрикура.

Ла Гир. Де Бодрикур набитый дурак, но он солдат. И если он поверил, что эта девушка может разбить англичан, то и вся армия тоже поверит.

Ла Тремуй (архиепископу, который, видимо, колеблется). А, да ну их, пусть делают как хотят. Орлеан все равно сдастся. Солдаты сами его сдадут, вопреки всем стараниям Дюнуа, если только их что-нибудь не раззадорит.

Архиепископ. Девушка должна быть опрошена представителями Церкви, прежде чем будет принято какое-либо решение. Но поелику его высочество желает ее видеть — допустить ее ко двору.

Ла Гир. Пойду отыщу ее и скажу. (Уходит.)

Карл. А вы идите со мной, Синяя Борода. Устроим так, чтобы она меня не узнала. Вы притворитесь, будто вы — это я. (Уходит за занавес.)

Синяя Борода. Будто я — этот мозгляк! О Господи! (Уходит за дофином.)

Ла Тремуй. Интересно, узнает она его?

Архиепископ. Конечно, узнает.

Ла Тремуй. Почему?

Архиепископ. Потому что ей будет известно то, что известно всем в Шиноне: что из всех, кого она увидит в зале, самый уродливый и хуже всех одетый — это и есть дофин и что мужчина с синей бородой — это Жиль де Рэ.

Ла Тремуй. О! Об этом я и не подумал.

Архиепископ. Вы не так привычны к чудесам, как я. Это более по моей части.

Ла Тремуй (изумлен и несколько шокирован). Но тогда, значит, это будет совсем не чудо?

Архиепископ (невозмутимо). Почему же?

Ла Тремуй. Но позвольте!.. Что такое чудо?

Архиепископ. Чудо, мой друг, — это событие, которое рождает веру. В этом самая сущность и назначение чудес. Тем, кто их видит, они могут казаться весьма удивительными, а тем, кто их творит, весьма простыми. Но это не важно. Если они укрепляют или порождают веру — это истинные чудеса.

Ла Тремуй. Даже если это сплошной обман?

Архиепископ. Обман утверждает ложь. Событие, рождающее веру, утверждает истину. Стало быть, оно не обман, а чудо.

Ла Тремуй (смущенно почесывает затылок). Н-да! Ну, вы архиепископ, вам лучше знать. А на мой взгляд, тут что-то неладно. Но я не духовный, этих дел не понимаю.

Архиепископ. Вы не духовный, но вы дипломат и воин. Удалось бы вам заставить наших граждан платить военные налоги или наших солдат жертвовать жизнью,

если бы они видели то, что происходит на самом деле, а не только то, что им кажется?

Ла Тремуй. Ну нет, клянусь святым Дени! Один только день — и все бы вверх тормашками перевернулось.

Архиепископ. Разве так трудно растолковать им истинное положение вещей?

Ла Тремуй. Да что вы! Они бы просто не поверили.

Архиепископ. Вот именно. Церковь тоже должна управлять людьми ради блага их душ, — как вы управляете ими ради их телесного блага. И стало быть, Церковь должна делать то же самое, что делаете вы: укреплять их веру поэзией.

Ла Тремуй. Поэзией! Я бы сказал, небылицами!

Архиепископ. И были бы не правы, друг мой. Притча не становится небылицей оттого, что в ней описаны события, которых никогда не было. Чудо не становится обманом оттого, что иногда — я не говорю всегда — за ним скрыто какое-нибудь очень простое и невинное ухищрение, с помощью которого пастырь укрепляет веру своей паствы. Когда эта девушка отыщет дофина в толпе придворных, для меня это не будет чудом, потому что я буду знать, как это вышло, — и моя вера от этого не возрастет. Но для других, если они ощутят трепет от прикосновения тайны и забудут о том, что они прах земной, и слава Господня воссияет над ними, — для них это будет чудом, благодатным чудом. И вот увидите, девушка сама будет потрясена больше всех. Она забудет, как это на самом деле у нее получилось. Может быть, и вы забудете.

Ла Тремуй. Хотел бы я знать, где в вас кончается Богом поставленный архиепископ и где начинается самая хитрая лисица во всей Турени! Ну ладно, идемте, а то как бы не опоздать. Чудо или не чудо, а поглядеть будет занятно.

Архиепископ (удерживая его на минуту). Не думайте, что я так уж люблю ходить кривыми путями. Сейчас новый дух рождается в людях; мы на заре иной, более свободной эпохи. Будь я простой монах, которому не нужно никем управлять, я бы в поисках душевного мира охотнее обратился к Аристотелю и Пифагору, чем к святым со всеми их чудесами.

Ла Тремуй. А кто такой Пифагор?

Архиепископ. Мудрец, который утверждал, что земля кругла и что она обращается вокруг солнца.

Ла Тремуй. Вот дурак-то! Глаз у него, что ли, не было?

Уходят за занавес. И почти тотчас занавес раздвигается: видна тронная зала и собравшиеся в ней придворные. Направо, на возвышении, два трона. Перед левым троном в театральной позе стоит Синяя Борода, изображая короля; он явно наслаждается придуманной потехой, так же как и все придворные. Позади возвышения задернутая занавесом арка, но главные двери, возле которых стоят вооруженные телохранители, находятся напротив, через залу; от них к возвышению оставлен свободный проход, вдоль которого выстроились придворные. Карл стоит в одном ряду с прочими, примерно на середине залы. Справа от него Ла Гир; слева, ближе к возвышению, архиепископ. По другую сторону от возвышения стоит Ла Тремуй. На правом троне сидит герцогиня Ла Тремуй, изображая королеву; возле нее, позади архиепископа, — группа придворных дам. Придворные все оживленно болтают. В зале стоит такой шум, что никто не замечает появления пажа.