Святая Ксения Петербуржская. Просите, да обрящете милость Божию!
Шрифт:
Согласно этой легенде, гвардейские офицеры и придворная молодежь веселились на шумном балу. Среди приглашенных были супруги Андрей Федорович и Ксения Григорьевна Петровы и гвардеец Иван Ушаков.
В какой-то момент веселье и шутки перешли все границы – внезапно полковник Андрей Федорович Петров упал замертво. Дабы спасти его душу от вечных мук, его супруга приняла на себя подвиг юродства, а друг Иван Ушаков оставил мир и ушел в монастырь. Возможно, эта легенда далека от истины, так как известно что, Иван Ушаков оставил мир еще в царствование императрицы Анны Ивановны, а Андрей Федорович Петров скончался уже в царствование императрицы Елизаветы Петровны.
Однако, по мнению исследователей, в легенде содержится определенная доля истины. В царствование императрицы Елизаветы Петровны бывший гвардеец Иван Ушаков уже принял монашество
Возвращаясь к кончине супруга Ксении Григорьевны, надо заметить, что это трагическое событие изменило жизнь молодой женщины. Она была глубоко потрясена тем, что ее муж скончался без должного христианского приготовления и не успел принести покаяние.
Глядя на вдову, казалось, что она помешалась от горя. Это заметили родственники и близкая подруга Ксении Григорьевны – Параскева Антонова – унтер-офицерская вдова, снимавшая квартиру в доме Петровых. Когда Андрея Федоровича повезли на кладбище, блаженная одела на себя его военную одежду: камзол, кафтан, штаны и картуз – и, к удивлению всех родственников и знакомых, в таком костюме пошла провожать гроб супруга. Родственники и друзья, увидев молодую вдову в таком виде, пытались урезонить ее. Но в ответ на их сочувственные речи Ксения Григорьевна отвечала: «Андрей Федорович не умер, он воплотился в меня, Ксению, которая давно умерла». Вернувшись с похорон, Ксения Григорьевна продолжила удивлять всех своим поведением.
Параскева Антонова пытавшаяся утешить «помрачившуюся умом» вдову, спросила: «Как же ты будешь жить теперь, матушка?». На что Ксения ответила: «Да что, ведь похоронил я Ксеньюшку мою, и мне теперь уже ничего не нужно. Дом я подарю тебе, только ты бедных даром жить пускай; вещи сегодня же раздам все, а деньги в церковь снесу, пусть молятся об упокоении души рабы Божией Ксении». Тогда, Параскева Антонова стала уговаривать Ксению не делать этого, ведь ей же самой нужно будет на что-то жить и кормиться, но Ксения твердо отвечала: «Господь питает птиц небесных, а я не хуже птицы. Пусть воля Его будет». Услышав это, Параскева обратилась к родственникам ее мужа Андрея Петрова с просьбой помочь ей отговорить Ксению от неразумного поступка. Родные мужа блаженной подали прошение начальству умершего Андрея Федоровича, прося установить над обезумевшей опеку и не позволять Ксении в безумии раздавать свое имущество.
По их мнению, только в состоянии крайнего умственного расстройства можно было раздаривать свое имущество, не оставляя себе ничего. Начальство умершего Петрова вызвало Ксению к себе, влиятельные люди побеседовали с вдовой, нашли ее в совершенном рассудке и решили, что она имеет право распоряжаться своим имуществом, как ей угодно.
Раздав все, что имела, Ксения Григорьевна в одном только мужнином костюме вышла на улицу на свое подвижническое странствие.
Так окончилась жизнь полковничьей вдовы Ксении Григорьевны Петровой и началось житие юродивой Ксении блаженной.
Отныне блаженная Ксения не имела определенного места жительства; кутаясь в полковничий мундир, она целыми днями бродила по Петербургской стороне (ныне это Петроградский район Санкт-Петербурга), в основном в районе прихода церкви святого Апостола Матфея, где в то время жили в маленьких деревянных домиках небогатые люди.
Она больше не откликалась на свое имя, а просила называть себя именем мужа: Андрей Федорович, говоря: «Не зовите меня больше Ксенией, зовите меня Андреем Федоровичем». Если кто-нибудь обращался к ней по имени, она отвечала печально: «Оставьте вы Ксению! Что она вам худого сделала? Ксенюшка моя скончалась и мирно почивает на кладбище, аз же грешный весь тут». Странный костюм бедной, едва обутой женщины, не имеющей места, где главу приклонить, ее иносказательные разговоры, полная кротость, незлобие давали нередко злым людям и особенно уличным мальчишкам повод и смелость глумиться, смеяться над блаженной. Но перед блаженной всегда стоял образ Страдальца – Христа, безропотно сносившего и поругания, и оплевания, и заушения, и распятие, и смерть. Вот и Ксения блаженная также безропотно сносила всякого рода глумления над собою. Странствуя целыми днями по грязным улицам Петербурга, Ксения изредка заходила к своим знакомым, ела у них, беседовала, а затем снова отправлялась на улицу. Где она проводила ночи, долгое время оставалось неизвестным. Этим заинтересовались не только жители Петербургской стороны, но и местная полиция, для которой неизвестность местопребывания блаженной по ночам казалась даже подозрительной. Решено было узнать, где проводит ночи эта странная женщина и что она тогда делает. Оказалось, что Ксения в любое время года, несмотря на погоду, уходила на ночь в поле, коленопреклоненно становилась на молитву и не вставала уже до самого восхода солнца. А когда костюм Андрея Федоровича растрепался и распался, так что от него остались одни лоскутья, которые блаженная прятала на груди, Ксения неизменно одевалась в красную кофту и зеленую юбку либо в зеленую кофту и красную юбку, по цвету формы Преображенского полка. Зимой она носила рваные башмаки на босу ногу, а голову повязывала простым белым платком. Такой ее можно было увидеть и в дождь, и в промозглые петербургские ночи. А то и босиком на снегу. Она не болела. Господь хранил. Изредка «для укрепления здоровья» блаженная Ксения ходила в баню.
Многие, видя едва одетую, измокшую или зазябшую юродивую, жалея блаженную, предлагали ей теплую одежду и обувь. Известен случай, как однажды лавочник с Сытного рынка хотел подарить блаженной Ксении тулупчик. Но в ответ услышал: «Подари его тому, кто без него несчастен, – тому он принесет радость». Сама же блаженная черпала радость в Боге и не соглашалась надеть на себя теплую одежду, так всю жизнь она и проходила в жалких лохмотьях. Казалось, что блаженная Ксения рада своей нищете. Иногда ей предлагали деньги, блаженная Ксения брала милостыню не у каждого, а только у людей добрых и сердечных. Брала она только «царя на коне» – медные копейки с изображением святого Георгия, но и их тут же раздавала беднякам. Если нищих не было поблизости, копейку получали мальчишки, чтобы купить лакомств. Те самые мальчишки, которые из озорства дразнили ее. Многие из них потом до старости стыдились, что так относились к святой угоднице Божией.
Мало-помалу к странностям блаженной Ксении привыкли. Многие считали, что от «помрачившейся умом» можно ожидать чего угодно. Однако некоторые наиболее чуткие христиане стали замечать, что Ксения не просто глупая побирушка, есть в ней что-то особенное. Она не совершала диких, бесцельных поступков, свойственных душевнобольным. Напротив, бывало, скажет вроде бы глупость, а на деле окажется, что это совсем не глупость, а сущая правда. Все обиды и печали блаженная сносила безропотно, лишь однажды, когда Ксения уже стала почитаться за угодницу Божию, жители Петербургской стороны видели ее в страшном гневе. Уличные мальчишки, завидев юродивую, стали над ней смеяться, дразнить ее. Блаженная, по обычаю, безропотно сносила это. Но злые дети не ограничивались одними издевательствами. Видя беззащитность блаженной, они стали бросать в нее грязь и камни. Тогда, по-видимому, и у блаженной не хватило терпенья. Как вихрь, бросилась она за злыми мальчишками, грозя им своею палкою, которую всегда носила с собой. Жители Петербургской стороны, видя блаженную в страшном гневе, пришли в ужас от поступка детей и сразу же приняли все меры к тому, чтобы никто не обижал Ксению.
Жизнь юродивых не подлежит никакой внешней регламентации. Потому невозможно установить точно, где и как впервые проявились благодатные дары блаженной Ксении. Существует версия, что однажды она зашла к своей давней знакомой – Евдокии Денисьевне Гайдуковой в обеденное время. Евдокия Денисьевна тотчас же поспешила накрыть на стол, усадила за стол Ксению и стала угощать ее, чем Бог послал. Кончился обед. Евдокия Денисьевна стала благодарить Ксению за ее посещение и извиняться за плохое угощение.
«Не взыщи, – говорила она, – голубчик, Андрей Федорович, больше мне угостить тебя нечем, ничего сегодня больше не готовила». «Спасибо, матушка, спасибо за твое угощение, – отвечала Ксения, – только лукавить-то зачем? Ведь побоялась же ты дать мне уточки!». Прозорливость блаженной сильно смутила Евдокию Денисьевну: в печи у нее действительно была жареная утка, которую она оставила для отсутствующего мужа. Она хотела было уже угостить блаженную Ксению уткой, но Ксения остановила ее: «Нет, нет, что ты! Не надо, не надо, я не хочу утки. Ведь я знаю, что радехонька меня угостить, да боишься своей кобыльей головы. Зачем же его сердить?». «Кобыльей головой» блаженная называла мужа Евдокии Денисьевны, которого очень не любила за его пьянство, грубый характер и за скверную ругань в пьяном виде.