Святая, смешная, грешная
Шрифт:
Небольшой участок брусчатки, выделенный под сезонное кафе, был покрыт доской цвета спелой вишни. Несколько открытых зонтов создавали тень для желающих, но таких было немного. Люди сидели, подставляя лица весеннему солнцу и наслаждаясь ароматом кофе или чая. Отодвинув большие плетёные кресла, мы сели за столик.
– Кать, ты что будешь?
– Кофе, наверное, – безразлично ответила я. – Как-то ничего пока не хочу.
Подошла официантка.
– Два кофе, пожалуйста, – произнесла я, получив одобрительный кивок Любани.
– Кать, ты только посмотри вот за тот столик. Как мы только сели
– Люб, уверяю тебя – неинтересно и неактуально. Пусть смотрят.
Какое-то время мы сидели молча, глядя на чёрную поверхность воды, маленькими глотками отпивая кофе, пока наше молчание не нарушил звонок Любкиного мобильника.
– О, опять Олег звонит! Что ему ответить? Едем в клуб или нет? Кать, как ты скажешь, так и будет. Едем? – не унималась Любка, делая мне разные знаки и показывая пальцем на свой мобильник. – Что ответить? Блин, какой настойчивый, – улыбнулась она, подмигнув мне, и нажала кнопку приёма звонка. – Извини Олег, мы тут как раз с Катериной обсуждали твоё предложение насчёт вечера, поэтому не сразу ответила. Что она? Нууу, не знаю, пока думает.
Я скрестила руки, показывая Любке своё категоричное «нет», мотая головой и шепча, что ничего я не раздумываю, а просто говорю: «Нет!»
– Дать трубку? Подожди минутку – она отходила в туалет, сейчас подойдёт к столу… В общем, подожди минутку.
Выключив звук, Любка протянула мне свой телефон:
– Хочет с тобой поговорить. Извини, но как-то не сообразила сразу сказать… ну, что ты не со мной сейчас и всё такое. Да, собственно, что за проблема? Возьми трубку, ответь что– нибудь, неудобно как-то. Как дети, ей Богу. С этими словами она включила звук и всунула мне в руку мобильник.
– Катюша, привет! – услышала я в трубке бодрый и весёлый голос Олега. – Я Любови уже говорил, что зарезервировал столик в клубе. Сегодня там реально интересная тусня, подтягивайтесь часикам к одиннадцати. Если хотите, могу забрать вас, где скажете. Посидим немного, хорошая музыка, люди интересные, в общем, поверь, я знаю, куда приглашаю, скучно не будет.
Всё это время, пока он почти скороговоркой перечислял все плюсы его предложения, я пыталась вспомнить его лицо… Но как бы я ни напрягала память, ничего не вышло. Видимо, для меня какое-то время в памяти будет всплывать только одно лицо – лицо Кости.
– Привет, Олег, – как можно дружелюбнее ответила я. – Верю, что будет чудесный вечер, но, извини, сегодня никак. Может, как-нибудь в другой раз? Я планирую отпуск в следующем месяце, может, тогда сходим куда-нибудь, хорошо? Всё, пока, хорошего дня! Любови дать? О кей, передаю трубку.
Пока они о чём-то говорили, я вспоминала, как Олег произносил её имя – «я уже говорил Любови» или «дай пожалуйста Любовь» – прикольно. Я улыбнулась, мысленно склоняла её полное имя так, как произносил сейчас его Олег. Для меня моя подруга всегда была и будет просто Любкой, как и я для неё – Катюхой.
– Ну вот! Наконец вижу улыбку на твоём лице, – сказав Олегу «пока», произнесла Любка. – Оживаешь, слава Богу! А то смотреть на тебя одно мучение. Кстати, а почему Олег узнаёт вперёд меня, что ты идёшь в отпуск? – с лёгкой ревностью в голосе спросила Любка. – И когда,
– Да нет, какой отпуск! Сама не пойму, с чего это я брякнула. Наверное, чтобы отвязаться просто.
– А я вот думаю, отпуск для тебя сейчас в самый раз – отдохнёшь, сменишь обстановку и всё такое. Чего в Москве-то торчать? Тем более скоро тополиный пух попрёт, опять с аллергией мучиться будешь.
– Давай рассчитаемся, я что-то домой хочу. Любаня, позвони Юльке, Светке, и правда смотайтесь в клуб. Потом позвонишь, расскажешь, что там и как.
Официантка принесла счёт и сложенную пополам салфетку: «Это вам». Развернув её, я увидела пляшущего человечка, пронзённое стрелой сердце, номер телефона и несколько слов: «Молодые, здоровые, интересные, на «Мерседесе», желают познакомиться», – и подпись: «Вадим, Стас». Я поняла, что художник – один из тех, кто уже полчаса не сводил с нас глаз, нагло таращась, сидя через столик. Передав салфетку Любане, я стала рыться в сумочке, выуживая двести пятьдесят рублей за кофе. Любка положила сто рублей на чай и, повертев в руках послание, вернула его мне со словами: «Я же тебе говорю, брось париться по этому Костику! Посмотри кругом – жизнь бьёт ключом. Не выбрасывай телефон, вдруг»…
– Не «вдруг», – оборвала её я и, сжав салфетку в кулак, оставила её на столе.
– Далеко припарковалась? – перейдя мост, спросила я Любу.
– Да нет, тут буквально пять минут ходьбы, а что?
– Извини, просто хочу до дома пройтись одна, не провожай. Спасибо, что приехала. Мне правда уже легче. Я пойду, ладно? – чмокнув Любку в щёку, произнесла:
– Пока-пока, созвонимся.
– Пока, созвонимся, – произнесла мне Любка вслед. – Телефон только не отключай, хорошо? Я вечером позвоню. Пока– пока, не расстраивайся сильно, всё пройдёт, вот увидишь! И, действительно, подумай об отпуске.
Через минуту я свернула за угол дома и, вновь окунувшись в тополиный запах, остановилась возле старой выцветшей, с потрескавшейся краской скамейки. Постояв минуту, присела на неё и подняла вверх глаза. «Боже мой, как быстро природа берёт своё!»
Ещё утром тополя качали голыми ветвями, будто шептались, как досужие соседки на скамейке, бросая под ноги клейкие раскрытые чешуйки, словно шелуху от семечек; а теперь с веток свисали бордовые серёжки. Так и у людей – ещё вчера ты бегала под этими тополями, а сегодня позади и школа, и институт, и тебе уже скоро тридцатник. «Ах, тополя, эти тополя, ну вот опять сердце пополам. Ах, как давно эти тополя парнишечкой видели меня», – вспомнилась мне вдруг песня Шуфутинского. «Всё, Катя, это опять депрессия, и с ней нужно что-то делать». Я встала, ещё раз взглянула на небо и пошла к своему подъезду.
После второй порции виски глубокая депрессия перешла в лёгкую грусть. Беззвучно и тихо поревев, свернувшись калачиком под пледом, я уснула на диване.
Когда открыла глаза, за окном уже было совсем темно. Уличные фонари с лампами дневного освещения источали свет, как в операционной, помогая и без того бледной Луне заливать мою комнату безжизненным светом. «Чего ты несёшь, что за чушь? Бред! Какой безжизненный свет, какая операционная?» – отчитывала я себя. Взяв в руку телефон, посмотрела время – начало десятого.