Святилище
Шрифт:
– Не лжете вы мне, а?
– спросила она, взгляд ее был острым, пристальным и печальным.
– Нет, не лжете.
– Она убрала руку.
– Посидите минутку здесь. Я пойду погляжу.
Мисс Реба вышла. Хорес слышал, как она говорила в коридоре с Минни, потом, тяжело дыша, стала подниматься наверх.
Хорес сидел неподвижно, не меняя позы. В комнате находились деревянная кровать, раскрашенная ширма, три продавленных кресла и стенной сейф. Туалетный столик был завален коробками с розовыми атласными бантами. На каминной полке под стеклянным колпаком стояла восковая лилия; на нем задрапированная черным фотография мужчины кроткого вида с
– Минни, - сказал Хорес.
– Мне надо выпить. Большую порцию.
Едва он покончил с виски, как Минни вошла снова.
– Мисс Реба велела вам идти наверх.
Хорес поднялся по лестнице. Мисс Реба ждала наверху. Она провела его по коридору и распахнула дверь в темную комнату.
– Вам придется разговаривать в темноте, - сказала она.
– Ей не хочется света.
Через открытую дверь свет из коридора падал на кровать.
– Это не ее комната, - сказала мисс Реба.
– Она не пожелала видеть вас у себя. Думаю, вам следует потакать ей, пока не узнаете, что нужно.
Они вошли. Свет падал на кровать, на изогнутый неподвижный холмик одеяла, постель была не разобрана. Она задохнется, подумал Хорес.
– Милочка, - сказала мисс Реба. Холмик не шевельнулся.
– Он здесь, милочка. Давай включим свет, пока ты укрыта. Потом можно закрыть дверь.
Мисс Реба включила свет.
– Она задохнется, - сказал Хорес.
– Через минуту высунется, - ответила мисс Реба.
– Ну, давайте. Говорите ей, что вам нужно. Я побуду здесь. Не обращайте на меня внимания. Я не смогла бы заниматься своим делом, если бы давным-давно не приучилась быть глухой и немой. А любопытство если у меня когда и было, то в этом доме я уж с каких пор забыла про него. Вот вам стул.
Она повернулась, но Хорес опередил ее и придвинул два стула. Он сел возле кровати и, обращаясь к неподвижному холмику сказал все, что хотел.
– Мне надо только узнать, что произошло на самом деле. Вы ничем себя не свяжете. Я знаю, что это сделали не вы. Пока вы ничего не говорили, я обещаю, что вам не придется давать на суде никаких показаний, если только этому человеку не будет грозить повешение. Я понимаю ваши чувства и не стал бы тревожить вас, если б речь шла не о спасении человека.
Холмик не шевельнулся.
– Его хотят повесить за то, чего он не делал, - сказала мисс Реба.
– А у нее нет никого и ничего. Ты вот с бриллиантами, а она с этим несчастным малышом. Ты же его видела.
– Я понимаю ваши чувства, - сказал Хорес.
– Вы сможете взять себе другое имя, надеть одежду, в которой вас никто не узнает, очки.
– Лупоглазого не зацапают, милочка, - сказала мисс Реба.
– Он же ловкий. Фамилии его ты все равно не знаешь, а если тебе придется идти в суд, я ему сообщу, он куда-нибудь уедет и пошлет за тобой. Вам с ним не обязательно оставаться в Мемфисе. Адвокат этот не даст тебя в обиду, тебе не придется говорить ничего такого...
Холмик шевельнулся. Темпл отбросила одеяло и села. Волосы ее были взъерошены, лицо опухло, на щеках алели пятна румян, губы были раскрашены, словно лук свирепого Купидона. Она глянула на Хореса с какой-то глухой ненавистью, потом отвернулась.
– Я хочу выпить, - заявила она, натягивая на плечо ночную рубашку.
– Ложись ты, - сказала мисс Реба.
– Простудишься.
–
– Ложись и хотя бы прикрой наготу, - сказала мисс Реба.
– Ты уже три раза пила после ужина.
Темпл снова поправила рубашку. Взглянула на Хореса.
– Тогда вы дайте мне выпить.
– Ну-ну, милочка, - сказала мисс Реба, пытаясь уложить ее.
– Ложись, укройся и расскажи ему об этом деле. Выпить я сейчас принесу.
– Оставьте меня, - сказала Темпл, вырываясь. Мисс Реба набросила ей на плечи одеяло.
– Дайте тогда сигарету. У вас не найдется?
– спросила она Хореса.
– Сейчас дам, - сказала мисс Реба.
– Ты сделаешь то, о чем он просит тебя?
– Что?
– сказала Темпл. Ее черные глаза воинственно уставились на Хореса.
– Вам не надо говорить, где ваш... он..
– сказал Хорес.
– Не подумайте, что я боюсь, - сказала Темпл.
– Я расскажу это где угодно. Не думайте, что испугаюсь. Хочу выпить.
– Расскажи ему, я дам тебе выпить, - сказала мисс Реба.
Сидя на постели с наброшенным на плечи одеялом, Темпл стала рассказывать о той ночи, что провела в разрушенном доме, с того, как вошла в комнату и пыталась запереть стулом дверь, и до того, как женщина подошла к кровати и вывела ее из дома. Казалось, из всего происшедшего только это произвело на нее какое-то впечатление: та ночь, которую она провела сравнительно неоскверненной. Время от времени Хорес пытался свести ее рассказ к самому преступлению, но она уклонялась и вновь вела речь о себе, сидящей на кровати и прислушивающейся к мужским голосам на веранде, или лежащей в темноте, пока они не вошли в комнату, подошли к кровати и встали над ней.
– Да, вот так, - говорила Темпл.
– Это просто случайность. Не знаю. Я так долго пребывала в страхе, что, наверно, привыкла к нему. И вот я сидела на этой хлопковой мякине, глядя на него. Сперва подумала, что крыса. Там было две. Одна сидела в углу, глядя на меня, и другая сидела в углу. Не знаю, как они живут там, в амбаре нет ничего, кроме голых початков и мякины. Может, бегают есть в дом. Но в доме не было ни одной. Там я их не слышала. Сперва, услышав его, я решила, что это крыса, но людей можно ощущать в темноте: вы не знали этого? Их необязательно видеть. Их ощущаешь, как в машине, когда они начинают искать место для стоянки - понимаете: остановиться на время.
Темпл продолжала в том же духе, то был легкий, непринужденный монолог, какой заводят женщины, ощутив себя в центре внимания; внезапно Хорес осознал, что она рассказывает о случившемся с неподдельной гордостью, с каким-то наивным и бесстрастным тщеславием, словно хвастая этим, и переводит с него на мисс Ребу быстрые, пронзительные взгляды, будто собака, пасущая двух овец.
– И при каждом вдохе я слышала шорох этой мякины. Не представляю, как это люди спят в таких постелях. Но, может быть, к этому привыкают. Или по ночам люди бывают усталые. Потому что я слышала этот шорох при каждом дыхании, даже когда просто сидела на кровати. Мне даже не верилось, что дело просто в дыхании. Я старалась совсем не шевелиться, но шорох все равно слышался. А все потому, что дыхание идет вниз. Кажется, что оно идет вверх, но нет. Оно идет вглубь, и я слышала, как они пьянеют на веранде. Стала представлять себе, что вижу на стене места, куда прислоняются их запрокинутые головы, и говорила: "Вот один пьет из кувшина. Теперь другой." Будто вмятины на подушке, понимаете?