Святилище

Фолкнер Уильям Катберт

– Верно, приятель, - ответил Стивенс.
– Рыжая.

– Помолчи, Бори, - велела Нарцисса мальчику и взглянула на брата.
– Как там Белл и Маленькая Белл?
– Она хотела добавить еще что-то, но сдержалась. Однако продолжала глядеть на Хореса, взгляд ее был серьезным, пристальным.

– Если ты все ждешь, что Хорес уйдет от Белл, он это сделает, - сказала мисс Дженни.
– Когда-нибудь сделает. Только Нарцисса не будет удовлетворена даже тогда, - заметила она.
– Некоторым женщинам не хочется, чтобы мужчина женился на той или другой

женщине. Но если он вдруг бросит ее, все эти женщины вознегодуют.

– Помолчите и вы, - сказала Нарцисса.

– Да-да, - сказала мисс Дженни.
– Хорес давно уже рвет уздечку. Но ты, Хорес, рвись не слишком сильно, возможно, другой ее конец не закреплен.

Из столовой донесся звон колокольчика. Стивенс и Бенбоу одновременно шагнули к спинке кресла мисс Дженни.

– Позвольте мне, сэр, - сказал Бенбоу.
– Поскольку, кажется, гость здесь я.

– Будет тебе, Хорес, - сказала мисс Дженни.
– Нарцисса, не пошлешь ли на чердак за дуэльными пистолетами, они там, в сундуке.
– И повернулась к мальчику.
– А ты беги, скажи, чтобы завели музыку и поставили две розы.

– Какую музыку завести?
– спросил мальчик.

– Розы на столе есть, - сказала Нарцисса.
– Их прислал Гоуэн. Пойдемте ужинать.

Бенбоу и мисс Дженни наблюдали в окно за гуляющей в саду парой. Нарцисса была по-прежнему в белом платье, Стивенс - в спортивном костюме и синем пиджаке.

– Этот виргинский джентльмен поведал нам вчера за ужином, что его научили пить по-джентльменски. Опустите в алкоголь жука, и получится скарабей; опустите в алкоголь миссисипца, и получится джентльмен...

– Гоуэн Стивенс, - досказала мисс Дженни. Они видели, как пара скрылась за домом. Прошло некоторое время, и в коридоре послышались шаги двух людей. Когда те вошли, оказалось, что с Нарциссой не Стивенс, а мальчик.

– Не захотел остаться, - сказала Нарцисса.
– Уезжает в Оксфорд. В пятницу вечером в университете танцы. У него там свидание с какой-то юной леди.

– Ему нужно подыскать там подходящую арену для джентльменской попойки, - сказал Хорес.
– Для чего бы то ни было джентльменского. Видимо, потому и едет заблаговременно.

– Пойдет с девушкой на танцы, - сказал мальчик.
– А в субботу поедет в Старквилл на бейсбольный матч. Говорит, что взял бы и меня, только вы не пустите.

IV

Городские жители, выезжающие после ужина покататься по университетскому парку, какой-нибудь рассеянный, мечтательный студент или спешащий в библиотеку кандидат на степень магистра не раз замечали, как Темпл с переброшенным через руку пальто, белея на бегу длинными ногами, проносится быстрой тенью мимо светящихся окон женского общежития, именуемого "Курятник", и скрывается в темноте у здания библиотеки, а в тот вечер, может быть, видели, как, мелькнув напоследок панталонами или чем-то еще, она юркнула в автомобиль, ждущий с заведенным мотором. Студентам не разрешалось иметь машины, и молодые люди - без шляп, в спортивных брюках и ярких свитерах - взирали с чувством превосходства

и яростью на городских парней, прикрывающих шляпами напомаженные волосы и носящих тесноватые пиджаки с чересчур широкими брюками.

Катанью на машинах уделялись будничные вечера. А каждую вторую субботу, в дни танцев литературного клуба или трех официальных ежегодных балов, эти слонявшиеся с вызывающей небрежностью городские парни в шляпах и с поднятыми воротниками видели, как Темпл входит в спортивный зал, ее тут же подхватывает кто-то из одетых в черные костюмы студентов, и она смешивается с кружащейся под манящий вихрь музыки толпой, высоко подняв изящную голову с ярко накрашенными губами и нежным подбородком, глаза ее безучастно глядят по сторонам, холодные, настороженные, хищные.

В зале гремела музыка, и парни наблюдали, как Темпл, стройная, с тонкой талией, легко движущаяся в такт музыке, меняет партнеров одного за другим. Парни пригибались, пили из фляжек, закуривали сигареты и выпрямлялись снова, неподвижные, с поднятыми воротниками, в шляпах, они выглядели на фоне освещенных окон рядом вырезанных из черной жести бюстов, одетых и приколоченных к подоконникам.

Когда оркестр играл "Дом, милый мой дом", трое-четверо парней с холодными, воинственными, чуть осунувшимися от бессонницы лицами непременно слонялись у выхода, глядя, как из дверей появляются изнуренные шумом и движением пары.

Трое таких смотрели, как Темпл и Гоуэн выходят на холодный предутренний воздух. Лицо Темпл было очень бледным, рыжие кудряшки волос растрепались. Глаза ее с расширенными зрачками мельком остановились на парнях. Затем она сделала рукой вялый жест, непонятно было, предназначается он им или нет. Парни не ответили, в их холодных глазах ничего не отразилось. Они видели, как Гоуэн взял ее под руку, как мелькнули ее бедро и бок, когда она усаживалась в машину - низкий родстер с тремя фарами.

– Что это за гусь?
– спросил один.

– Мой отец судья, - произнес другой резким ритмичным фальцетом.

– А, черт. Идем в город.

Парни побрели. Окликнули проезжающую мимо машину, но безуспешно. На мосту через железнодорожное полотно остановились и стали пить из бутылки. Последний хотел разбить ее о перила. Второй схватил его за руку.

– Дай сюда.

Он разбил бутылку и старательно разбросал осколки по дороге. Остальные наблюдали за ним.

– Ты недостоин ходить на танцы к студентам, - сказал первый.
– Жалкий ублюдок.

– Мой отец судья, - сказал второй, расставляя на дороге зубчатые осколки вверх острием.

– Машина идет, - сказал третий.

У нее было три фары. Прислонясь к перилам и натянув шляпы так, чтобы свет не бил в глаза, парни смотрели, как Темпл и Гоуэн едут мимо. Голова Темпл была опущена, глаза закрыты.

Машина ехала медленно.

– Жалкий ублюдок, - сказал первый.

– Я?
– Второй достал что-то из кармана и, взмахнув рукой, хлестнул легкой, слегка надушенной паутинкой по их лицам.
– Я?