Святилище
Шрифт:
Тело задергалось, изогнулось, как марионетка в балагане на Елисейских Полях, руки и ноги дернулись и застыли.
Леони с удивлением заметила, что плачет. Потом с новой силой в ней взметнулся страх.
— Пожалуйста! — закричала она. — Пропустите!
Она попробовала расталкивать толпу плечами, но была слишком маленькой, слишком легкой. Людская масса отгораживала ее от выхода, а центральный проход был уже завален красными подушками сидений. Газовая горелка под сценой рассыпала искры, падавшие
— Горим! Горим!
Новая волна паники накрыла зал. Все помнили о пожаре в Комической опере, погубившем пять лет назад восемьдесят человек.
— Пропустите, — кричала Леони. — Умоляю!
Никто ее не слушал. Пол под ногами был усеян программками, перьями с головных уборов, лорнетами и театральными биноклями, крошившимися под ногами, как сухие кости в древней гробнице. Леони ничего не видела, кроме локтей и затылков, и все-таки продвигалась вперед, мучительно, дюйм за дюймом, удаляясь от самой жестокой драки.
Рядом с ней споткнулась и стала падать пожилая дама.
Ее затопчут!
Леони вскинула руку и подхватила женщину под локоть. Под накрахмаленной материей ощутила тонкую хрупкую руку.
— Я только хотела послушать музыку, — плакала женщина. — Немец, француз, мне все равно. Подумать только, увидеть такое в наше время. Опять то же самое!
Леони пробиралась вперед, поддерживая обмякшую старушку. Та, казалось, с каждым шагом становилась тяжелее. Она была на грани обморока.
— Еще совсем немножко! — кричала Леони. — Пожалуйста, постарайтесь, прошу вас. — Все, что угодно, лишь бы женщина удержалась на ногах. — Мы почти у двери. Почти выбрались.
Наконец она заметила знакомую ливрею служителя оперы.
— Помогите, ради Бога! — пронзительно прокричала она. — Скорее сюда!
Служитель мгновенно повиновался. Он молча освободил Леони от ее подопечной, подхватил старую даму на руки и вынес в фойе.
У Леони подгибались ноги, но она заставила себя идти дальше. Еще несколько шагов.
Вдруг чья-то рука схватила ее за запястье.
— Нет! — крикнула она. — Нет!
Она не даст затянуть себя в пожар, в толпу на баррикадах. Леони ударила наугад, но удар ушел в воздух.
— Не троньте меня! — завопила она. — Пустите!
Глава 3
— Леони, это я, Леони!
Мужской голос, знакомый и успокаивающий. И запах сандалового масла для волос и турецкого табака.
«Анатоль? Здесь?»
Сильные руки уже обхватили ее за пояс и выдернули из толпы.
Леони открыла глаза.
— Анатоль! — воскликнула она, обнимая его за шею. — Где ты был? Как ты мог? — Она уже не обнимала
— Знаю, — торопливо ответил он. — И ты вправе меня бранить, но не теперь.
Гнев ее отступил так же быстро, как и нахлынул. Она в изнеможении опустила голову на широкую грудь брата.
— Я видела…
— Я знаю, малышка, — тихо сказал он, гладя ладонью ее растрепанные волосы, — но снаружи уже солдаты. Надо выходить, пока не попали под огонь.
— Какая ненависть на их лицах, Анатоль! Они все крушили. Ты видел? Видел? — Леони чувствовала, как в ней поднимается истерика, подступает из живота к груди, к горлу. — Голыми руками, они…
— Потом расскажешь, — резко оборвал он, — а теперь надо выбираться отсюда. Пойдем!
Леони сразу опомнилась. Глубоко вздохнула.
— Вот и умница, — похвалил он, увидев ее решительный взгляд. — А теперь скорее!
Высокий и сильный Анатоль прокладывал путь сквозь массу людей, спасающихся из зала. Они миновали бархатный занавес и очутились среди хаоса. Держась за руки, пробежали вдоль балкона к главной лестнице. На мраморном полу валялись бутылки шампанского, перевернутые ведерки для льда и программки, под ногами хрустели льдинки. Они не раз поскользнулись, но не упали и наконец выбрались за стеклянную дверь на площадь Оперы.
И тут же за их спинами зазвенело разбитое стекло.
— Сюда, Леони!
Если то, что она видела в зале, казалось невероятным, то на улице было еще хуже. Демонстранты-националисты заполонили и ступени Пале Гарнье. Они стояли в три ряда, вооруженные палками, бутылками и ножами, ждали, ждали и скандировали. Внизу, на площади перед зданием Оперы, шеренга солдат в коротких красных мундирах и золотых касках, припав на колено, целилась из ружей в протестующих, надеясь на команду стрелять в воздух.
— Их слишком много, — крикнула она.
Анатоль не отвечал, увлекая ее сквозь толпу перед барочным фасадом Пале Гарнье. Добравшись до угла, он резко завернул на улицу Скриб, уходя с прямой линии огня. Их уносило людским потоком, пальцы их сцепились так крепко, что не разорвать. Почти целый квартал их вертело и бросало, как щепки в быстрой реке.
Но теперь Леони чувствовала себя в безопасности. С ней был Анатоль.
Потом раздался одиночный выстрел. На мгновение людской поток замер и тут же снова устремился вперед. Леони чувствовала, что туфельки у нее на ногах расстегнулись, потом мужской ботинок наступил на оборванный и волочащийся подол платья. Она с трудом удержала равновесие. Сзади прозвучал залп. Во всем мире казалась надежной только рука Анатоля.