Святилище
Шрифт:
— Ашиль — композитор, милый, — мягко вставила она.
— Паразиты, все до одного. Вечно скалится. День и ночь бренчит на пианино. Удивляюсь, как его отец не возьмется за палку. Мог бы вбить в него малость ума.
Маргарита спрятала улыбку.
— Ашиль — ровесник Анатоля, так что перевоспитывать его уже поздновато. Как бы там ни было, мадам Дебюсси давала слишком много воли рукам, пока ее дети были маленькими, и ничего хорошего из этого явно не вышло.
— Шампанское восхитительное, Жорж, — заговорила она, меняя тему. Потянувшись через стол, она взяла его руку, потом перевернула и царапнула ноготками мягкую
Глава 5
Анатоля и Леони проводили в отдельный кабинет на первом этаже бара «Ромен». Окно выходило на улицу.
Леони вернула Анатолю смокинг, затем зашла умыться и привести в порядок прическу в маленькой комнатке рядом. Платье, конечно, нуждалось в заботах служанки, но она подколола подол, и общий вид получился вполне приличный.
Девушка, наклонив к себе зеркало, рассматривала отражение. Кожа после ночной гонки по улицам блестела, изумрудные глаза ярко сверкали в свете свечей. Теперь, когда опасность миновала, недавние события рисовались ей в ярких четких красках, как театральные сцены. Она уже забыла ненависть на лицах людей и собственный ужас.
Анатоль заказал два бокала мадеры и красное вино к простому ужину из бараньих отбивных и картошки под белым соусом.
— А закончим, если останешься голодной, грушевым суфле, — сообщил он, отпуская официанта.
За едой Леони рассказала все, что случилось до минуты, когда ее нашел Анатоль.
— Забавный народ эти abonne, — заметил Анатоль. — Добиваются, чтобы на французской земле исполнялась только французская музыка. В 1860-м они выжили со сцены «Тангейзера». — Он пожал плечами. — Все считают, что музыка заботит их меньше всего.
— А что же?
— Чистый шовинизм, и более ничего. — Анатоль отодвинулся от стола, вытянул длинные стройные ноги и достал из жилетного кармана портсигар. — Не думаю, что Париж еще услышит Вагнера. Когда бы то ни было.
Леони на минуту задумалась.
— Почему Ашиль подарил билеты в Оперу тебе? Разве он не горячий поклонник мсье Вагнера?
— Был, — отозвался брат, постукивая сигаретой по серебряной крышечке, чтобы утрамбовать табак. Дотянувшись до кармана смокинга, он вытащил коробок «вестас» и чиркнул спичкой. — «Прекрасный закат приняли за чудесный рассвет», — вот что в последнее время говорит о Вагнере Ашиль… — И с насмешливой улыбкой хлопнув себя по лбу, поправился: — Извиняюсь, Клод-Ашиль, как его теперь положено называть.
Дебюсси, блестящий, хотя и неровный пианист и композитор, жил с родителями и многочисленными братьями и сестрами в одном доме с Верньерами, на улице Берлин. В консерватории его считали своего рода enfant terrible [3] и в то же время неохотно признавали, что он подает величайшие надежды. Однако в их тесном дружеском кругу Дебюсси больше внимания привлекал своей сложной любовной жизнью, чем складывающейся профессиональной репутацией. В настоящее время дамой его сердца была двадцатичетырехлетняя Габриэль Дюпон.
3
Ужасный ребенок (фр.).
— На этот раз все серьезно, — по секрету передавал Леони Анатоль. — Габи понимает, что музыка должна быть на первом месте, и этим-то его больше всего и привлекает. И она не возражает, когда он каждый четверг скрывается в салоне Малларме. Ему это необходимо для поддержания уверенности в себе перед лицом непрекращающегося холодного душа со стороны академиков. Они все старые глупцы.
Леони удивленно приподняла бровь.
— Сдается мне, что большую часть неприятностей Ашиль навлекает на свою голову сам. Слишком легко он ссорится с теми, кто мог бы его поддержать. Слишком у него острый язык, слишком скор на обидные слова. Право, он сам себе вредит своей грубостью и неумением ладить с людьми.
Анатоль курил и не возражал.
— И если не говорить о дружбе, — продолжала она, насыпая в кофе третью ложечку сахара, — то признаться, я кое в чем согласна с его критиками. На мой вкус, его композиции слишком расплывчаты и бессистемны. Они… ну, вызывают тревогу. Блуждают. Слишком часто напрасно дожидаешься, когда же проявится мелодия. Будто из-под воды слушаешь.
Анатоль улыбнулся.
— Да ведь он того и добивается. Как говорит Дебюсси: нужно утопить ключ. Он своей музыкой стремится передать связь между материальным и духовным миром, между видимым и невидимым, а добиться этого традиционными средствами невозможно.
Леони надула губки.
— Это из тех умных фраз, которые совершенно ничего не значат.
Анатоль пропустил ее слова мимо ушей.
— Он считает, что ассоциации, намеки и нюансы сильнее, правдивее и больше открывают, чем прямые утверждения и описания. Что отдаленные ассоциации более проникновенны и властны, чем ясные осознанные мысли.
Леони усмехнулась. То, что Анатоль верен дружбе, замечательно, но она-то знала, что брат всего лишь дословно пересказывает речь, недавно услышанную от Ашиля. Как ни страстно защищал Анатоль творения своего друга, Леони отлично знала, что ему больше по вкусу Оффенбах и оркестр «Фоли Берже», чем Дебюсси, Дюка и произведения их консерваторских друзей.
— Раз уж у нас пошел такой доверительный разговор, — добавил Анатоль, — признаюсь тебе, я на прошлой неделе все-таки вернулся на улицу Шоссе д'Антен и купил сочинение Ашиля «Пять поэм».
Леони гневно сверкнула глазами.
— Анатоль, ты обещал маман!..
Он пожал плечами.
— Знаю, но я просто не смог удержаться. Цена вполне разумная, и ведь это хорошее вложение средств, учитывая, что Байи выпустил всего сто пятьдесят экземпляров.
— Мы должны осторожнее тратить деньги. Маман полагается на твое благоразумие. Нам нельзя еще глубже влезать в долги… — Помолчав, она добавила: — Кстати, сколько мы должны?
Они столкнулись взглядами.
— Право, Леони, наши семейные финансы не должны тебя волновать.
— Но…
— Но это все, — твердо оборвал он.
Она обиженно повернулась к брату спиной.
— Ты обращаешься со мной как с ребенком.
Анатоль рассмеялся:
— Вот выйдешь замуж, тогда можешь выводить мужа из себя допросами о собственном домашнем бюджете, а пока… Впрочем, обещаю тебе, что отныне не потрачу ни су без твоего позволения.
— Теперь ты надо мной смеешься.