Святое русское воинство
Шрифт:
Вскоре после того (7 января 1793 года) государыня уведомила Мордвинова, что поверенный в делах в Генуе, статский советник Лизакевич, извещает об изготовлении сильного французского флота, имеющего неприязненные против России намерения, о повелении республиканского правления нападать на суда под русским флагом и о стремлении его поколебать и вооружить против нас Турцию.
От 16 января того же года императрица писала: «Угрожение войной со стороны вероломной Порты Оттоманской явилось со дня заключения мира; тогда же размножены арсеналы для поспешнейшего по разным местам строения кораблей и принято твердое намерение увеличить морские силы и довести до 30 линейных кораблей. Теперь, по последним известиям, делают они наивеличайшие усилия поставить нам твердые препоны и сильно вооружаются, для поражения нападательной войной, и в намерении и сухим путем, и морем напасть на пределы областей наших. К тому же явное пристрастие их и тайные связи с извергами, бунтующими против общего покоя, французами, и не только желают они, но и действительно разорвут мир, быв понуждаемы к тому французами».
Повелено было, если последует разрыв, флоту непременно в мае выйти в море, под начальством Ушакова, чтобы тем предупредить турок, иметь возможность заградить им путь между Бургасом и Константинопольским проливом, и по частям разбить эскадры их, идущие на общее соединение в Царьград. «От быстроты выхода флота, – присовокупляла государыня, – зависеть будет большая часть успеха. Когда сухопутные войска касательно обращаются в движениях своих и превозмогают трудности и многие испытания, флот поспешной стезею достигнуть и Чесменским пламенем цареградские стены объять может.
Скорые и неожидаемые неприятелем подвиги, и быстрые и отважные над ним поиски при самом открытии военных действий поразят его новым страхом, который умножать в турках есть для нас толикой важности. Турки сколь дерзки и опрометчивы, столь, напротив того, и робки, и потому от побед, вначале одержанных, зависят почти все последующие. Пораженный же неприятель, а особенно при начале военных действий, когда новобранные и еще неопытные мореплаватели не обвыкли к огню и к трудам воинским, есть уже полупобежденный».
В распоряжение Мордвинова было тогда отпущено два миллиона рублей на приготовление парусного и гребного флотов; снаряжение последнего поручалось вице-адмиралу де Рибасу. В заключение высочайшего повеления было сказано: «Возложив защиту и оборону берегов Екатеринославского наместничества от устья Днестра до Днепровского лимана, и от него до Тавриды и по всем берегам полуострова сего до Еникальского пролива на флот Черноморский и на войска наши, поручили мы генералу графу Суворову-Рымникскому по сему снестись с вице-адмиралом де Рибасом и с вами».
Де Рибасу повелено было при первом известии о разрыве вступить в устья Дуная и овладеть берегами этой реки. Под его начальство назначались два гренадерских батальона, и для усиления гребной флотилии присоединены к ней 25 лодок черноморских казаков и крейсерские суда, оставшиеся от бывшей флотилии на Средиземном море, пришедшие тогда из Архипелага. Матросов повелено привлекать из греков.
Следующий за тем год проведен был в таких же приготовлениях и предосторожностях. Императрица писала Мордвинову (от 24 апреля 1794 года): «Известный бунтовщик Косцюшко, взволновавший Польшу, в отношениях своих к извергам, управляющим Францией, являет злейшее намерение повсюду рассеивать бунт во зло России. Он настоятельнейше убеждает Порту, чтобы она объявила войну России, или, по крайней мере, позволила бы ему ускорить объявлением теми происшествиями, которые, удостоверен он, что возродит в Крыму и в прилежащих областях.
Он уверен, если подкрепляем будет, что перережут всех россиян в Крыму и что он имеет даже довольные согласия племен истребить флоты их на Черном море». Известие это, присовокупила государыня, получено было «из верных рук», и потому предписывала Мордвинову вместе с гражданским ведомством разведать, действительно ли между татарами кроется это намерение, и наблюдать за всеми приезжающими в порты.
«Для предосторожности, по наступлении обыкновенного времени, не оставаясь долго в портах, можете по усмотрению вашему вывести флоты, вам вверенные, на рейд, отправляя при том для надлежащих примечаний потребное число судов в море». Вскоре от министра нашего при Порте Оттоманской, камер-юнкера В. П. Кочубея, получено было уведомление, что несколько французских судов под турецкими флагами, но с французскими и греческими командами, намереваются идти в Черное море и проникнуть в Севастополь; что некоторые из тех судов назначены французами для истребления флота нашего и потому обращены ими в брандеры такого устройства, что горючие вещества могут быть установлены на места или сняты в четыре часа.
Хотя государыня не придавала большой вероятности этому последнему известию, однако повелевала усугубить осторожности, наблюдаемые в портах черноморских, выслать крейсеров и все подобные суда брать в приз, на основании правил, принятых Россией и другими державами в 1780 году для дружеского и нейтрального мореплавания. Действительно, Турция деятельно занята была построением кораблей и фрегатов в многих местах: на островах Архипелага, в Синопе, Пендараклии, Батуме и пр., и гребной флотилии на Дунае, так что вскоре пополнила потери, нанесенные ей победами адмирала Ушакова; но, вместо ожидаемого нарушения мира и приведения в исполнение враждебных замыслов своих против России, она вынуждена была наконец обратиться за помощью к недавней сопернице своей, чтобы противопоставить преграду владычеству Франции.
Желая прекратить войны, беспрестанно занимавшие Россию в течение последних сорока лет, император Павел в начале воцарения своего отклонил всякое военное вмешательство в дела Европы, в ожидании достигнуть водворения общего мира и спокойствия посредством дипломатических соглашений. Приготовления к войне, о которой помышляла Екатерина, были остановлены; небольшая русская эскадра вице-адмирала Макарова, из трех кораблей и трех фрегатов, отозвана от берегов Англии и изъявлено даже намерение сблизиться с Французской республикой.
Но когда правительство ее, ободренное успехами войны в Испании, делалось более и более неумеренным в своих требованиях и домогательства его начали угрожать целости Германии, когда оно, оказывая покровительство польским выходцам, замышляло о восстановлении этого королевства – в силе оружия оставалась единственная возможность ограничить стремление Франции к новым приобретениям и распространению пагубных ее учений, клонившихся к разрушению общественного порядка, ниспровержению законной власти и самой веры христианской.
Император Павел предложил тогда помощь свою Англии, Австрии и Пруссии: «Оставшиеся еще вне заразы государства, ничем столь сильнее не могут обуздать буйство сея нации, – писал он министрам своим при Венском и Берлинском дворах, – как доказательством тесной между ними связи и готовностью один другого охранять честь, целость и независимость».
В 1797 году государь дал убежище в Митаве Людовику XVIII и принял в службу пятитысячный корпус принца Конде, находившийся до того в Австрии и состоявший из эмигрантов лучшего дворянства французского. Этим сделан был открытый вызов Республике; и, опираясь на помощь России, Австрия могла смело приступить к нарушению тягостных для нее условий Кампо-Формийского мира, о чем помышляла она еще при самом заключении его.