Святое русское воинство
Шрифт:
Какая надобность мне на себя писать и брать лишнее. Я бы доволен был половиной случившегося, но, писав рапорт, не хотел справедливости отнять от команды, боялся уменьшением видимого всем дела их обескуражить. И хотел отдать справедливость каждому по заслуге и достоинству. Услышав я несходные расположения, объяснился письмецом с моим прошением, на которое получил ответ; в нем описано о разных невероятностях моего рапорта, неудовольствия, что много в нем писано; в нем же прописано, что во всех собранных им рапортах разное показано и сообразить их нельзя и, что, не приступая к разбирательству, за лучшее почел и отправил их во оригинале на вышнее рассмотрение.
Об оном самом 9 числа сего месяца, то есть в воскресенье утром, при случившихся у меня четырех фрегатских командирах и двух не больше офицерах между дружеским разговором пожалел я и прочие со мною, что отправление таким образом рапортов отнимет у нас честь и славу, которую отменным случаем заслужили и думали, что еще некоторым образом нанесет бесчестие. Вот, ваша светлость, вся важная причина и величайшая моя вина, ежели она так почтена быть может. Оно справедливо, и утаить ничего не хочу. Засим никто у меня не был, и я нахожусь и доныне больным в постели.
Через сей только случай получил я столь строгого содержания письмо и гнев его превосходительства, от кого ж он что обо мне слышал, не сказывает, имеет около себя множество шпионов и во всякой неправде им верит и после мстит до бесконечности за всякую безделицу.
Несколько уже раз сношу я многие напрасные обиды, но все преодолеваю терпением, а сего случая никак уже обойтить не мог. Он мне неизбежен, ибо его превосходительство на все оправдания мои чрез письма благосклонного рассмотрения не учинил и ответствовал мне письмами ж с великими еще повреждениями чести, объявя о том, что уже он писал к вашей светлости и просил отсель увольнения.
Я не осмеливаюсь ничего противного о командующем говорить и думать, но разве другие такие обстоятельства беспокоют и к сему приводят, а действительно не мои поступки. Засим, милостивейший государь, по справедливости вашей светлости донесть честь имею: ничего в свете столь усердно не желаю, как остаток отягощенной всегдашними болезнями моей жизни провесть в покое.
Посему, всемилостивейший государь, если подвигами моими заслуживаю внимание и монаршую милость, удостойте щедротою и покровительством исходатайствовать мне за болезнью моею увольнение от службы и для безбедного пропитания в награждение по чину жалованием. Пенсию кампаниями я уже вдвое заслужил, сей монаршей милостью останусь преисполнен.
А ваше светлейшее и великое имя и благодеянии пребудут вечно в душе моей впечатленны.
Всемилостивейший государь, осмеливаюсь еще в подтверждение моего рапорта донесть, что он действительно во всем содержании его справедлив. Кроме, может быть, по непривычке не со вкусом писан. Почитается в нем Марком Ивановичем непозволительным прописанное обещание мое людям, но я тогда оное им объявил в рассуждении первой на здешнем море генеральной нашего флота баталии, желая и имея верную надежду на Бога, с помощью Его оную выиграть.
Я сам удивляюсь проворству и храбрости моих людей, они стреляли в неприятельские корабли нечасто и с такою сноровкою, казалось, что каждый учится стрелять по цели, сноравливая, чтоб не потерять свой выстрел. Истинно происходило все сходно сему описанию, надеюсь в самой скорости соизволите услышать распространившуюся повсюду сию справедливость, удержать оного от толиких свидетелей разных людей никак нельзя, но оной шум некоторым сортом похвал больше всего мне повредил и повергнул в описанное мною несчастье.
Наипокорнейше прошу вашей светлости удостоить команду мою служителей наградить каким-либо малейшим знаком милости. Они во всем словам моим бессомненно верят и надеются, а всякая их ко мне доверенность совершает мои успехи, равно и прошедшую кампанию одна только вернейшая их ко мне доверенность спасла мой корабль от потопа, он был в крайнешней опасности и в таком положении штормом носило по всему морю. В надежде всевозможной вашей светлости милости и покровительства с наиглубочайшим моим высокопочитанием и совершеннейшей преданностью навсегда пребуду.
По именному высочайшему ее императорского величества указу, в 14 день сего апреля мне данному, всемилостивейше пожалованы: состоящие во флоте Черноморском бригадир и флота капитан Федор Ушаков в контр-адмиралы, полковник и мастер корабельный Семен Афанасьев в обер-интенданты с чином бригадирским, да подполковник и мастер корабельный Александр Катасанов в полковники. О чем Черноморскому Адмиралтейскому правлению ради объявления им сих чинов и приведения на оных к присяге чрез сие предлагаю.
В вверенную мне комиссию об отводе флота неприятельского в открытое море, дабы спомоществовать потребным предприятием к соединению флота, исполнил я по предписанному повелению со всякой точностью, о чем рапортом моим со всяким обстоятельством донесть честь имел. Флот неприятельской при восточном ветре следовал с вверенным мне Севастопольским флотом параллельно от Гаджибея в открытое море на румб SSO и, находясь всегда под ветром, закрылся от меня к западу, расстоянием от Гаджибея в 69 милях италианских, а я, по преодолению бывших противных и крепких ветров, со флотом сего числа возвратился к Севастополю благополучно.
В следовании ж моем сего числа от Тарханова Кута при крепком западном ветре судно «Полоцк», терпя жестокость оного ветра, дабы быть ближе берега, отделилось на некоторое расстояние к стороне Евпатории и на Севастопольский рейд несколько часов пришло позже. Командир оного судна, господин капитан-лейтенант Карандино, видел Лиманскую эскадру: четыре линейных корабля стоят на якоре против Евпаторической бухты и тринадцать корсарских судов крейсируют под парусами против оных.
Он делал флаг опознания, на который с контр-адмиральского корабля ему ответствовано. И посему имею честь поздравить вашу светлость, что флот наш можно почесть уже соединенным, ибо и Таганрогская эскадра находится уже здесь, на Севастопольском рейде. Фрегаты и прочие потерпевшие суда от ветра приказал я, как наивозможно, в самой скорости исправить и быть во всякой готовности, о чем сим и донесть честь имею.