Святое русское воинство
Шрифт:
1-е и 2-е числа продолжались переговоры со обеих сторон между уполномоченными, в ночи на третие число флота капитан Сенявин представил ко мне при рапорте капитуляцию, сделанную и подписанную им и уполномоченными комиссарами от военного совета французского гарнизона, в крепости состоящего: 1-е – что крепость Святыя Мавры сдается ему в состоянии, в котором ныне она находится со всеми пушками, амунициею, провиантом и прочим; 2-е – гарнизон выйдет со всеми воинскими почестями 5-е число сего месяца и во сто саженях от гласиса [141] положит ружье, одни только офицеры останутся при своих шпагах или саблях; 3-е – гарнизон отдается военнопленными, и при первом размене будут разменены первым разменом пленных между Российской империей и правлением французским, гарнизону будет позволено взять с собою собственное свое имение, и даны будут способы перевоза, с вышеупомянутым
141
Гласис – насыпь перед наружным рвом крепости.
Осмеливаюсь всеподданнейше донесть вашему императорскому величеству об отличившихся ревностию и усердием: командующий отделенным от эскадр наших отрядом флота капитан первого ранга кавалер Сенявин при взятье крепости Св. Мавры исполнил повеления мои во всякой точности во всех случаях; принуждая боем оную к сдаче, употребил все возможные способы и распоряжения, как надлежит усердному, расторопному и исправному офицеру с отличным искусством и неустрашимой храбростию; капитан-лейтенант Савицкий высадил на берег десант, с поспешностию помогал советами своими устраивать батареи и понуждать крепость к скорейшей сдаче, при действиях был с довольным мужеством и храбростию; Скиперова баталиона капитан Бричев также высаживал на берег десант, содержал десантную команду баталионных служителей в дисциплине и добром порядке и поступал с мужеством и храбростию неустрашимо; поручики Бриммерова баталиона Александер, Буаселева баталиона Маслов, подпоручики Бриммерова баталиона Сомов, Приказной, прапорщик Скиперова баталиона Рутковский поступали усердно и ревностно и в ночное время в случавшихся шермициях [142] оказали себя храбрыми; артиллерии лейтенанты Томашевский, Худяков и констапель Андреев устраивали батареи, командовали оными и действовали артиллериею весьма исправно, показали себя храбрыми с неустрашимостию; мичмана Абруцкий первый, Языков, Самарский-Быховец, Вангели, Панков и Замятин в доставлении с кораблей артиллерий и снарядов оказали себя расторопными и возлагаемое на них поручение исполняли с усердием и ревностию; волонтеры из островских обывателей Влезапуло Палеологус, Леаньдер и Яни Царе всегда были впереди, обозревали в ночные времена крепость, положение места, были в шермициях, показали себя усердными и храбрыми, равно и все находившиеся в десанте войска российские, каждый по званию своему, исправляли должность ревностно и усердно с обыкновенной храбростию; турецкие войска, в десанте бывшие, командующие оными и рядовые должность свою исправляли ревностно, усердно и были храбры с неустрашимостию; все действия и распоряжения соединенными эскадрами производятся мною общо с командующим турецкой эскадрой Кадыр-беем дружелюбно с успехами, ревностию и усердием.
142
Шермиция – перестрелка, стычка.
Французский флаг с крепости и одно знамя французского военного гарнизона при первой верной оказии буду иметь счастие всеподданнейше представить вашему императорскому величеству, а другое знамя оного ж французского военного гарнизона препроводил я к командующему турецкой эскадрою для представления его султанскому величеству.
По установлении при острове Святыя Мавры порядка и узаконения отправились мы с соединенными эскадрами к острову Корфу; из эскадры, мне вверенной, корабль «Святый Петр» и фрегат «Навархия» оставлены на малое время для забрания с берега свезенной с судов артиллерии, припасов и снарядов, также и что можно успеть взять из крепости. О чем вашему императорскому величеству сим всеподданнейше и доношу.
Наичувствительнейшие неотступные просьбы депутатов Парги убеждают меня писать к вашему высокографскому сиятельству и рекомендовать их в покровительство и милость вашу. С прибытия моего с эскадрою
Они убеждали меня дать им позволение поднять на своей крепости российский императорский флаг. Я на сие согласился с тем, чтобы подняты были флаги обеих союзных держав, и дал им обнадежение, что они будут соединены с островами, нами освобожденными. Разные происходили происки от Али-паши Янинского, но все обыватели Парги, в присутствии командующего турецкою эскадрою вице-адмирала Кадыр-бея, турецкого министра Махмуд-эфендия и бывшего вместе с ним чиновника от Али-паши, объясняясь на сей счет, единогласно и решительно им объявили, что они себя ни под каким видом под турецкое владение не отдадут, сказав именно следующие слова: «Ежели командующие соединенными Российскими и Порты Блистательной эскадрами адмиралы не возьмут нас под свое покровительство и не причислят к прочим островам, в таком несчастном случае предпочитаем мы смерть, и, чем дойти до сей крайности, мы лучше перережем всех своих жен и детей; ежели же Али-паша захочет взять нас силою, то мы будем драться с ним до тех пор, покуда все до последнего умрем с оружием в руках!»
Таковая их твердость и отчаяние понудили нас с Кадыр-беем примять их с надлежащим обнадежением под покровительство наше. На крепости их развеваются оба флага, которые хранят они, как жизнь свою, и не согласятся никогда оные оставить. Нельзя видеть без слез отчаяния их и преданности к нашему государю. Обо всех обстоятельствах, касательно Парги, относился я всегда подробно в Константинополь к г. полномочному министру и кавалеру Томаре и просил его об них ходатайствовать наравне с прочими островами.
По убедительной просьбе паргиотов и, зная, сколь ваше сиятельство, любя отечество свое, сами цените всех тех, кои свято сохраняют добродетель сию, я осмеливаюсь вверить участь храброго сего народа вашему попечению. Я не могу не засвидетельствовать, что во всем здешнем крае не нахожу я столь основательно твердых людей, с беспредельною приверженностью и более желающих подданства его императорскому величеству; но, как сие по обстоятельствам невозможно, в таком случае ищут они высочайшего милосердия и благоволения: причислить их к островам, прежде бывшим Венецианским, на тех же правах, на каких останутся сии.
Я не осмеливаюсь ласкать себя надеждою, может быть, сие уже поздно, но люди сии в таком отчаянии, что не знают, что делают. Между страха и надежды решились они послать депутата в Санкт-Петербург со всеподданнейшим прошением к его императорскому величеству! Я не мог отказать неотступной последней их просьбе рекомендовать его в милость и покровительство вашего сиятельства. Письмо на греческом диалекте, от депутатов мне поданное, и перевод с оного при сем препровождаю и, в надежде милостивого вашего благоволения, с истинным и всегдашним моим к вам почтением и совершенною преданностью имею честь быть и проч.
Почтеннейшее письмо вашего превосходительства сентября от 15 дня я имел честь получить. За благоприятство и дружеские вашего превосходительства советования приношу покорнейшую мою благодарность и буду стараться оными пользоваться. Благодарение всевышнему Богу, мы с соединенными эскадрами, кроме Корфу, все прочие бывшие Венецианские острова от рук зловредных французов освободили. Жители островов и матерова берега бывшие венецианские владения, греки, столь великую приверженность имеют к государю императору нашему, никак не можно описать оной.
Едва я только успокаиваю их, не хотят ничего общего иметь с турками, генерально в присутствии турок кричат: «Никакого правления мы не хотим, кроме русских, государь наш – император Павел Петрович! Не хотим никого над собою правителем, кроме русских». Политические обстоятельства понудили меня уговаривать их всячески, что государи наши императоры послали нас единственно освободить вас от зловредных французов и сделать вольными на прежних правах до воспоследующей высочайшей конфирмации; ежели сим успокаиваю я их, так только имеют они ту надежду, что на будущее время непременно останутся под Россиею, а что воспоследует, знаю, что политические обстоятельства сего не дозволят, но как эти бедные люди после останутся, не знаю, на каких правах мы узакониваем их теперь и доставляем спокойствие; обо всем его императорскому величеству от меня донесено и всеподданнейше представлено, а затем следует высочайшая монаршая воля и благоволение.