Святополк II. Своя кровь
Шрифт:
Святополк, окруженный боярами - воеводы Ян Вышатич и Данила Игнатьевич были в войске, - и княжьими отроками, которые словно вросли в землю, с удивившим его самого хладнокровием ждал боя. Князь должен был начать первым и, когда все расступились перед ним, легко послал коня вперед и на скаку с силой метнул копье в ближайшего степняка. Железный наконечник прошел между ногой всадника и боком коня, распоров зверю бок. Конь завизжал, взбрыкнул, пошатнувшись и роняя всадника, и в тот же миг со слитным ревом дружина ударила вслед за князем. Бояре мигом окружили Святополка, меченоша подал меч, и киевский князь забыл обо
Ему давно не случалось биться - никак, с памятной сечи на Нежатиной Ниве. Мечтавший о боях и походах, Святополк не зря хотел войны с половцами, и сейчас он радовался бою и стоял на удивление всем крепко. Судьба его хранила - рядом с ним упало сразу трое отроков, закрывших его своими телами от сабель и стрел, на какое-то время князь остался совсем один - даже бояр отмело от него, - но половцы не сумели прорваться к княжьему стягу. Сеча выдвинула в первые ряды Ратибора Захарьича. Торченец сражался отчаянно и оказался рядом со Святополком. Некоторое время они сражались бок о бок, но потом чей-то чужой конь вклинился между ними. Всадник его принял на себя назначавшийся князю удар, не выдержав, пошатнулся и рухнул лицом на гриву коня, сползая наземь, - и отроки опять окружили Святополка, защищая его бока и спину.
Святополк не искал глазами своих бояр и воевод, не следил за ходом боя и лишь краем глаза в какой-то миг, когда натиск половцев заставил его чуть отступить, выпрямляясь, успел заметить, что чело и левое крыло, где были братья Всеволодичи, оказалось далеко впереди. Это взъярило Святополка - Мономах и Ростислав наступают, а его люди топчутся на месте!.. Закричав, он опять кинулся в сечу, и у него не осталось времени понять, что это не переяславльцы и черниговцы наступают, а его киевляне прогнулись перед превосходящими силами врага.
В бою Святополку все казалось, что вот-вот захлебнется последняя волна вражеская, что дрогнут они, поняв, что не в силах совладать с руссами - не столь же глупы ханы, не станут они зазря губить людей? Он и сражался так, словно каждый удар меча был последним, и не сразу понял, что кричит ему оказавшийся рядом боярин Славята.
– Князь!.. Князь, - пробилось наконец сквозь шум боя и бешеный туман в голове.
– Уходить надоть! Одолевает половец!
– Врешь! Наша сила!
– Княже!
– надрывался Славята.
– Позри вокруг! Мы смяты!
Он выставил вперед иссеченный вдоль и поперек щит, и Святополк бросил по сторонам быстрый взгляд. Пот заливал ему глаза, шелом сползал на взмокших волосах на лоб.
Приподняв его латной рукавицей, с шумом переводя дух, Святополк почувствовал, что холодеет.
Остатки его полка щепочками в водовороте крутились среди поганых. Те разрезали правое крыло русских войск на несколько частей и уже заходили киевлянам в спину, прорываясь к челу и отрезая его от Треполя и реки. Только для самих киевлян еще был свободен путь под защиту городских стен, но остальным спасения не было.
Славята опустил щит, встречая половецкую саблю, и Святополк увидел лезущих на него неприятелей. Возле князя оставалось едва полтора десятка отроков. Остальные были разметаны и отступали. Вот мелькнули широкие плечи Никифора Коснятича - боярин утекал с остатками своей сотни. Где-то еще сражался Данила Игнатьевич, но остальных уже не было видно. Сбившись в кучки, отчаянно огрызаясь, киевляне отходили к внутреннему
– Князь!
– ворвался в уши надрывный крик Славяты.
– Уходи!
Его люди бежали, и Святополк внезапно ощутил страх. Совсем близко от него какой-то половец отмахнулся саблей от одинокого дружинника, Острое кривое лезвие рассекло шею коня. Тот осел на задние ноги. Русич вывалился из седла, чтобы не быть придавленным падающим конем, вскинул руки, защищаясь, но поганый не стал марать сабли. Бросив ее в ножны, он привычным движением выдернул аркан, размотал его и набросил петлю на плечи дружинника. Тут же развернулся и погнал коня прочь, волоча пленника за собой.
На миг страх вот так же оказаться полоненным и остаток дней провести у половцев, потому как Мономах будет только рад избавиться от соперника, а другие князья отнесутся к его судьбе равнодушно и не выложат за его голову и одной куны [18] , - страх плена и позора пересилил в Святополке все прочие чувства, и он натянул повод коня:
– Уходим!
Словно только того и ждавшие остатки дружины сомкнули вокруг князя ряды. Откуда-то пробилось несколько человек со стягом. Знамя было посечено и с одного боку вымазано в земле. Его преклонили, чтобы не привлекать внимания половцев, и помчались к воротам.
[18] Куна – денежная единица Древней Руси, равная 1/25 гривны.
Никто не кричал, что князь отступает, но все как-то сразу поняли, что битва проиграна, и уцелевшие бросились спасать свои жизни. Люди кидались кто куда. Одни, отступившие почти до самого головного полка, вливались в него - все равно наполовину окруженные переяславльцы уже не делали различий меж своими и чужими. Другие спешили к Треполю, третьи, кто оказался слишком далеко от спасительных стен, рвались к Стугне, желая укрыться на том берегу. Но вода после ночной грозы в верховьях не собиралась спадать. Река сердито катила холодные мутно-желтые воды, на топких берегах кони вязли, вынуждая всадников спешиваться, а прорвавшиеся за убегающими половцы легко ловили беглецов. Тех же, кто успевал войти в воду и, бросив щит и меч, плыл к тому берегу, они расстреливали из луков.
Святополка Славята и вынырнувший откуда-то Путята Вышатич чуть не под руки вывели из сечи. Примкнувшие к князю дружинники отставали один за другим - кого на излете достала вражья стрела, кто схватился с погнавшимися за князем и погиб, кого захлестнули арканом и уволокли в полон. Но на их место вставали другие, понимавшие, что в одиночку не спастись. Отступление превратилось в повальное бегство.
Первые отступавшие уже успели добежать до городских ворот, и трепольцы, не желая губить русских людей и надеясь, что от разгрома за стенами могут спастись и дружины других князей, рискнули открыть ворота, тем более что основные вражеские силы были еще далеко и можно было не опасаться, что они ворвутся в город на плечах отступающих.