Святополк II. Своя кровь
Шрифт:
– Нет, - тверже повторил Святополк и сам подивился своему решению.
– Ты останешься здесь.
– А Варвара твоя? А дите? Княжич ведь будет…
– Варвара - она мне жена и чадо мое у нее, - кивнул Святополк.
– А ты… Яне могу представить, что тебя не будет рядом!
Любава вздрогнула. Как давно она не слышала таких слов от своего князя!
– Так ты, - женщина подняла на него заблестевшие глаза, и лицо ее преобразилось, осветившись и став моложе, - ты меня любишь?
– Люблю, хоть моя. И любить буду, - вздохнул Святополк.
В конце лета зазвонили колокола на Святой Софии и во всех монастырях. Бирючи скакали по улицам Киева, спускались в Подол и мчались по селам и ближним городам, а в самом Верхнем городе народу выкатывали
Иванку в сельцо весть о рождении княжича принес дружинник, ездивший в город по делам. Радуясь за князя, Иванок тоже выставил для своих дружинников и холопов меда, но, хотя следом же примчался гонец от Данилы Игнатьевича с приглашением на почетный пир, он не отправился в Киев - в начале лета Зелга ему самому подарила сына, которого Иванок назвал Мстиславом в память о друге-княжиче.
Глава 29
Медленно, но неотвратимо годы брали свое. Данила Игнатьевич привык не считать прожитых лет - то княжеские, то военные заботы, то своя боль мешали ему замечать бег времени, поэтому старость подкатила неожиданно.
Она заявила о себе не болезнями и старческой немощью - телом старый боярин был по-прежнему крепок и силен. Но душа его ослабла и жаждала покоя. Ночами стали донимать тревожные тяжкие видения - то первая жена, от которой остались у него земли и усадьбы в Черниговской земле, как живая стоит и смотрит в самое сердце, то приходили старшие дети - первенец Иванок и доченьки, такие, как он запомнил их. Потом мелькали иные лица - друзья, павшие в бою, убитые вороги… Иногда являлись холопы, которых он велел за провинности мучить, а иных до смерти; девка, утопившаяся после того, как он насильно увел ее из родительского дома, разлучил с женихом и принудил к блуду; две юные рабыни-половчанки, двойняшки, у которых он зарубил брата и старуху-мать и которых потом отдал своим дружинникам на забаву; закуп, обращенный им в обельного раба [47] ; русские же люди, черниговцы и полочане, которых он сек в угоду князю и потом гнал в полон… Иногда снился Иванок Козарин - вросший в кровь и кость приемный сын, которого он сам предал и прогнал, испугавшись для себя княжеской немилости. Сейчас парень прощен, взял сельцо в подарок, живет с молодой женой, но чувствуется, что не простил он боярского гнева.
[47] Обельные рабы (холопы) - полные холопы в Древней Руси. Источниками обельного холопства были купля, женитьба на рабыне и т.п. Обельными рабами становились также закупы в наказание за побег от господина.
Просыпаясь, Данила Игнатьевич долго молился, стал часто ходить в церковь, носил дорогие дары, но душа продолжала болеть. Просыпаясь ночью от страшных снов, боярин до света лежал без сна и слушал тишину терема. Она пугала его - мертвая, почти могильная тишина. Точно так же стала пуста его жизнь, и точно так же пугала его темнота. Кричи не кричи, никто, кроме холопов, не прибежит, а что возьмешь с холопа?
А жизнь, как назло, текла бурная и своевольная. В низовьях Днепра и Дуная половцы были разбиты и сломлены, мелкие ханы блюдут с Русью мир из страха тоже быть разгромлеными. Но живы были другие враги Руси. Девять лет назад стучавший саблей в Золотые ворота Киева хан Боняк собирал силы и однажды летом появился в окрестностях Переяславля. Разрушив приграничные крепостцы, он прорвался к Зарубу, защищавшему устье Трубежа. Здесь были поселены торки и берендеи. Они вышли против половцев, но были разбиты. Однако Владимир Мономах вовремя узнал о нападении. Он собрал дружины, вывел их на Боняка - и тот еле успел уйти, спасаясь от русских ратников. Но с этого времени всем стало ясно, что
Жизнь не останавливалась. Митрополит Николай поставил во Владимир-Волынский нового епископа Амфиловия, в Переяславль-Русский - Лазоря, а Мину - в Полоцк. Во Владимире-Волынском умерла долго болевшая жена Ярослава Святополчича. Узнав об этом, Святополк Изяславич, не долго думая, послал в Польшу зятю Болеславу Кривоусому гонца с просьбой отдать за Ярослава его сводную сестру.
Болеславу как раз необходим был союзник - его единокровный брат Збигнев, незаконный сын Володислава Германа, затеял мятеж, - и он согласился. А в самом Киеве Варвара Комнина понесла второй раз…
В те дни Данила Игнатьевич и пришел к князю Святополку.
Тот боярина не ждал, читал греческие книги, которые привезла с собой на Русь новая княгиня. С годами его острое зрение не притупилось, и он мог по полдня просидеть, переворачивая листы пергамента. Выслушав доклад о приходе боярина, князь со вздохом закрыл книгу и повернулся к гостю.
Данила Игнатьевич тяжело поклонился, войдя, и распрямился нарочито медленно. Святополк Изяславич смотрел на него спокойно и выжидательно - не любил, когда его отвлекали.
– Здрав будь, светлый князь!
– сказал боярин.
– Многая лета тебе и жене твоей!
– Здрав будь и ты, боярин Данила, - кивнул Святополк.
– Почто пришел? Дело пытаешь аль от дела лытаешь?
– Светлый князь, - Данила Игнатьевич перекрестился, - отпусти ты меня. Стар я стал, не могу более тебе верно служить.
– Что?
– Князь подался вперед, опираясь ладонью о колено.
– Надумал я уйти от мира, - стал объяснять Данила Игнатьевич.
– Уеду в Чернигов, тамошние земли свои монастырю отпишу, постригусь и буду молиться за землю нашу Русскую, за князей светлых и за людей ратных да мирных. А не то пешим уйду в Иерусалим-город, поклонюсь святому гробу Господню… Слышно, что освободили его рыцари латинские от орд неверных. Так я бы ко Христу на поклон сходил, помянул Русь в молитвах своих…
Святополк непонимающе хмурил темные брови, слушая речи боярина.
– Не пойму я тебя, Данила Игнатьевич, - сказал он, наконец.
– Что ты за Русь желаешь Господа молить, в том честь тебе и хвала. Я иной раз и сам мечтаю навсегда в Печерский монастырь уйти, да я князь!.. А ты - мой боярин! И воевода! Подумай сам - ежели все во мнихи подадутся, кто землю от поганых оборонит? Слыхал, что половцы у Заруба учинили? Берендеев и торков, наших данников и союзников, побили! В другой раз они в нашу сторону подадутся - кого я вышлю супротив них? Захара Сбыславича? Никиту Малютича? Мишатку Путятича?.. Они бояре смысленые, да не воеводы! А у меня двое верных - ты да Ян Вышатич! Но он стар и хворает часто…
– Так и я немолод, княже!
– заспорил Данила.
– Ты телом крепок и не стар!
– возразил Святополк.
– Яна Вышатича я бы отпустил в обитель хоть сейчас. Одно удерживает - нет у него сына. А коли ты уйдешь да он помрет - совсем я без воевод останусь?
Данила Игнатьевич нахмурился повесив голову и вдруг хлопнул себя по лбу.
– Так ведь есть у меня сын-то, князь!
– воскликнул он.
– Иванок! Козарин!
– Тот ли?
– посуровел Святополк.
– Он самый!
– яростно закивал Данила.
– Он твоего сыновца княжича Вячеслава из боя ранена вывез. Ты его опосля того простил…
– Простил, - задумался Святополк Изяславич.
– И сердца не держу. Да вот только зело молод он. Да и при дворе его не видать уж сколько лет. Может, уже к Владимиру Переяславльскому переметнулся? А то и в Чернигов подался, а?
Он прищурился, словно вытягивая из боярина взглядом крамольные мысли, и Данила Игнатьевич чуть не бухнулся на колени.
– Нет! Истинный крест, нет!.. Княже! Иванок Козарин в сельце Старом под Вышгородом живет. Женка у него там да чадо малое. Кликни его - он тебе верно служить будет! А что молод - не гляди! Сам же его, отрока суща, чашей серебряной дарил на пиру за воинскую доблесть!