Святополк II. Своя кровь
Шрифт:
Полон согнали вместе. Здесь, как заметил Лют с замиранием сердца, почти не было мужчин - разве что юноши и отроки его лет. Ушли в ополчение князя иль боярина или лежат все порублены? Оказавшись среди своих, женщины заголосили снова, и охрана не стала их успокаивать.
– Вы откудова?
– улучив миг, спросил плечистый мужчина со злыми голодными глазами.
– Из Ольховки, - всхлипнув, отозвалась какая-то женщина.
– Сельцо наше, Ольховка…
– А я из-под Россоши, - сказал мужчина.
– На Роси городец наш стоял. Вынесла меня нелегкая из дому - да и попался
Он замолчал, потому что какой-то половец спокойно, походя, вытянул его плетью по плечам.
Захватчики разобрались с полоном и добычей и двинулись далее.
Не прошли и полверсты, как попалось им поле. Рожь уже стояла налитая - еще чуть-чуть, и косить. За полем на всхолмии поднимались дымы. Среди пленных ольховцев раздались причитания и плач. Голосили женщины.
Не останавливаясь, хан Аяп направил коня прямо по ниве. Рыжий жеребец топтал почти спелые колосья, успевая хрустеть зерном на ходу. Затопали следом и остальные половцы, рассыпаясь, чтобы дать своим коням подкормиться.
Орда даже чуть приостановилась и, только потравив все поле, двинулась дальше.
Еще с одной ордой встретились дня через два, под вечер. Хан Аяп уже беспокойно вертел головой, отыскивая место для ночлега, когда дозорные донесли, что на берегу какого-то озера впереди замечены чужие вежи. Молодой хан приказал направиться туда.
Это была орда хана Тугрея, одного из родичей хана Тугоркана. Отец Аяпа был одним из младших ханов, подчиненных Тугорканидам, и он поспешил приветствовать Тугрей-хана как старшего, хотя разница в возрасте у них была небольшая.
Ханы встретились в поле, обнялись. Тургей-хан из-за плеча Аяпы кинул взгляд на бредущий обоз:
– Хорошо ли поездил, друг?
– Милостью Тенгри-хана, - Аяп посмотрел на вечереющее небо, - не жалуюсь. После того как расплачусь со своими людьми и отдам долю отцу и пресветлому Тугоркану, у меня останется достаточно пленников, коней и иного добра, чтобы заплатить выкуп за Алию, дочь Аббазы-бея. А каков был твой поход?
– Нам повезло побывать у городов урусов. Мы пожгли окрестности Треполя и двух других, - похвалился Тугрей.
– В моем обозе тоже достаточно добра и полона.
– А куда направляется светлый Тугрей-хан?
– Я хочу пройти на запад. У меня есть проводник-иудей, он знает города, до которых еще не добрался никто из наших воинов. Я жду здесь орду Содвак-бея - это старый советник моего отца, у него много воинов. Мы пойдем вместе.
– У меня почти восемьсот сабель, - сказал Аяп.
– Ты позволишь мне пойти с тобой?
Тугрей прищурился, глядя на открытое лицо Аяп-хана.
– Отчего нет?
– наконец ответил он.
– Но в бою будешь сам добывать себе полон… для калыма за прекрасную Алию.
Аяп просиял и махнул рукой своим воинам, приказывая им присоединиться к орде Тугрей-хана.
Полоняников согнали одним большим гуртом, устроив для них кош, как для овец. Мужчинам на шеи надели деревянные колодки, сковав их попарно и по трое-четверо, чтоб труднее было бежать. Здесь впервые развязали руки, но убежать все равно было невозможно - вокруг коша постоянно ездили верховые сторожа, а сам кош устроили посередине стана,
– Откуда вас пригнали?.. Чьи вы?
– послышались осторожные голоса, когда вновьприбывших загнали в кош.
– Из Ольховки… Из-под Россоши… С Ключей, - отвечали спутники Люта.
– А мы из-под Витичева, - всхлипнула какая-то женщина.
– Пожгли град наш, людей кого иссекли, кого с собой забрали… Сыночка моего… третий годик всего пошел - порубили…
– А у меня - матушку, хворую, - добавил ломающийся юношеский басок.
– Ой, деточки мои милые, - запричитала какая-то женщина на дальнем конце коша.
– Ой, кровиночки!.. Ой, да за что ж вам такая судьбинушка горькая! Не видать вам теперь ясна солнышка, не гулять по травке-муравушке! Иссекли вас поганые половцы, в чистом поле бросили!.. Никто над вами не восплачет, никто вас не приголубит… Ой, да пустите меня на все четыре стороны! Подхватите меня, ветры буйные, отнесите меня белым облачком на родимую сторонушку. Упаду я на косточки моих детушек, прольюсь над ними частым дождиком!..
Встав на колени и схватившись за голову, голосила простоволосая женщина. Двое подростков, мальчик и девочка, ровесники Люта, жались к ней, пытаясь успокоить, но она все причитала, вспоминая, очевидно, младших своих детей, зарубленных половцами.
– А из Торческа… - робко прошептал Лют, ни к кому не обращаясь.
– Из Торческа никого нет?.. Там сельцо еще было - Красное… И Власьев выселок…
Он отчаянно боялся и хотел встретить земляков, чтобы узнать хоть что-то о родном городе, но никто ему не отозвался.
После того как растаяла надежда на княжескую помощь, в Торческе поселилось горе. Половцы не спешили отходить от стен упрямого города, и жители держались из последних сил. Ждали уже не подмоги - ждали чуда или смерти как избавления. В храме день и ночь шли молебны - люди просили у Бога защиты.
Но Бог был глух - или же хотел испытать свою паству тяжкой бедой. Время шло, город изнывал от жажды, в узком ручейке, в который превратилась Торчица, нельзя было набрать воды, а если и удавалось вычерпать немного, это была грязная мутная жижа, которую отказывалась пить даже скотина. Маленькие дети маялись животами от пищи, приготовленной на этой воде. Начались болезни.
Однажды дозорные со стены увидели вдалеке облака пыли. С севера шли конные дружины.
Торческ воспрял духом - князь все-таки прислал помощь! Люди выбегали из домов, переспрашивали друг у друга подробности, обнимались…
Но только до тех пор, пока конные не подошли ближе и все с содроганием не заметили, что это возвращаются половцы. Часть из них три или четыре седмицы назад ушла от города, а теперь возвращалась, отягощенная полоном и добычей.
Новая вражья сила, с которой совладать совсем уже невозможно, сломила дух горожан. Опять загудел на площади колокольный звон. Люди не спешили на площадь, уже понимая, что он означает.