Святополк II. Своя кровь
Шрифт:
Шли несколько дней. С темнотой останавливались на ночлег. Для хана, его жены и беев разбивали юрты, прочие оставались в кибитках. Рабы сгоняли скот в коши, огораживали их веревками. Готовили еду, грелись у костров. Лют чистил ханского коня, пускал его в табун, чтобы утром первым делом кинуться ловить золотистого жеребца и седлать в ожидании выхода хана. В это время остальные сворачивали юрты, запрягали волов в повозки - и орда двигалась дальше.
На шестой день пришли к кочевью Тугоркана. Тот расположился на берегу Днепра,
Он поглядел, как повозки заезжают в круг, как подгоняют стада и табуны и как рабы начинают разворачивать войлоки и ставить основы юрт. Уже вечерело, и он решил, что к Тугоркану отправится завтра поутру.
Подошел Лют, выжидательно посмотрел на хозяина. Аяп спрыгнул с седла и бросил поводья отроку. Тот принял коня, погладил по носу. Жеребец потянулся к его рукам, обнюхивая - как ни плохо кормили рабов, Лют не упускал случая угостить ханского любимца корочкой хлеба.
Аяп прищурил глаза, смерив эту пару взглядом:
– На таком коне да в степь махнуть?
В голосе его не было злобы, и Лют осторожно ответил:
– Птицей бы полетел…
– Урусский пес!
– внезапно озлился хан.
– Все в свой лес глядишь! Пошел прочь!.. Да завтра поутру приведи его мне снова - к Тугоркану поеду!
На другой день Аяп-хан в сопровождении своих беев и свиты отправился к становищу Тугоркана. Вернулся он затемно и сильно навеселе. Пока слуги снимали пошатывающегося господина с коня, Лют придерживал повод жеребца. Встав на ноги, Аяп резким движением оттолкнул людей, обвел их мутным взором и заметил Люта, который не спешил уводить коня прочь.
– Что глядишь, урус?
– оскалился хан.
– Великий Отец Тенгри-Небо посылает кипчакам свое благословение! Ваш урусский каган признал силу Тугоркана, прислал ему богатые дары и просит у него свою дочь в жены! Га! Тугоркан Степной Змей сильнее всех ханов Дешт-и-Кипчака!.. Гляди, какой дар поднесли мне урусы!
Он махнул рукой, и перед глазами Люта сверкнула искрами в свете факелов толстая связка собольих шкурок. Но отрок лишь миг смотрел на дорогой мех.
– Наши здесь?
– ахнул он.
– Разболтался! Пошел прочь!
– Аяп махнул рукой, и стоящий рядом половец замахнулся камчой.
Лют шарахнулся в сторону, получив удар плетью по плечу, но не почувствовал боли. Здесь русичи! И не бесправные рабы, как он сам, а свободные! Послы самого князя! Взглянуть бы на них одним глазком - что родимым домом вздохнуть.
Всю ночь Лют без сна ворочался под кибиткой на старой кошме. Полгода провел он в неволе, а словно один день пролетел, и с новой отчаянной силой хотелось ему домой. Наутро встал как потерянный, не чувствуя вкуса, пожевал лепешку, привычно отломив кусок золотистому коню хозяина, но когда жеребец мягкими теплыми
Весь день Лют чувствовал присутствие русских послов, словно чей-то пристальный чуткий взгляд. Остальные рабы хана тоже что-то заметили - никто ни с кем не разговаривал, многие прятали глаза и втягивали головы в плечи, если мимо проходил половец.
После полудня, когда солнце стало клониться к закату, Аяп-хан куда-то отлучился. У Люта выдалась свободная минутка, и ноги сами понесли его в сердце половецкого стана, туда, где высились над белыми юртами Тугоркана стяги с трехголовым змеем - родовым знаком хана.
Страх холодом пробирал до костей - куда он идет, зачем, что скажет послам и что будет с ним, коли хватятся!.. Но юношеское любопытство и извечная надежда на лучшее упрямо толкали Люта вперед. Увидеть своих одним глазком - и хоть умереть!..
Русских рабов в стойбище было немало, и только возле белых юрт Тугоркана и его родни дорогу ему первый раз преградил знатный половец:
– Куда прешь, урус?
– Хозяин, - наудачу соврал Лют.
– Аяп-хан… найти приказал…
– Аяп-хан?
– переспросил половец.
– Сын Гиргень-хана?
– Да, да, - закивал Лют.
– Там он.
– Половец махнул рукой вбок от белых ханских юрт.
– Туда иди.
Он не спускал глаз с отрока, и Лют был вынужден свернуть с дороги, втайне надеясь, что, зайдя за юрты, он сможет незаметно подобраться ближе. Но не прошел и десяти шагов, как впереди увидел знакомого золотистого жеребца, а на нем - хана Аяпу в сопровождении нукеров. Торопясь, пока его не узнали, Лют метнулся в сторону.
– Аяп-хан!
– услышал он за спиной.
– Этот урус тебя искал!..
Лют припустил бегом и кинулся прочь из становища. Прежде чем нукеры Аяп-хана успели его догнать, он промчался между кибитками и вылетел на высокий берег реки.
Там в стороне от половецкого стана стояли темные шатры - простые, но сделанные добротно - видимо, для знатных половецких баев. Возле них на привязи переминались с ноги на ногу высоконогие, не половецкие, кони и стояли сани. Вился дымок и слышалась родная русская речь!..
Не чуя под собой ног, отрок кинулся туда:
– Свои!.. Родные!..
Несколько гридней и холопов, занимавшихся хозяйством, побросали дела, вытаращились на него.
– Ты кто?
– наконец очнулся один.
– Я свой, из Торческа. Помогите!
От него попятились. Все, конечно, знали, что в половецких стойбищах полным-полно полоняников, гридни боялись встретить знакомые лица, у них обливалось кровью сердце, видя соплеменников в неволе, но что они могли поделать?
Нукеры Аяп-хана скакали к ним. Гридни с перекошенными лицами отступили, некоторые потянули из ножен мечи, ожидая боя, другие криками сзывали остальных.